Вот наконец я и осилил "Орион: Сборник научно-фантастических повестей и рассказов", советскую антологию 1988 года выпуска, попавшую ко мне не помню каким путём. На самом деле не всё её содержание научно-фантастическое, но, кажется, в Советском Союзе это из чёткого определения поджанра стало просто речевым штампом... Итак, по порядку.
"Чужая память" Кира Булычёва - повесть, открывшая для меня этого и вообще многогранного писателя с новой стороны. Я, конечно, люблю его детскую фантастику об Алисе; люблю его юмористичесую фантастику о Великом Гусляре, пересечение Шолохова и Шекли; знаю его раннюю серию о докторе Павлыше; читал довольно мрачную и циничную "Операцию «Гадюка»". Эта повесть больше всего напоминает мне "Половину жизни" из цикла о Павлыше (я считал её более поздней, но нет, тех же лет, что остальные) - произведение, где фантастика нужна исключительно для того, чтоб (как не хочется употреблять этот, опять же, штамп советской критики) "заострить" проблему. В данном случае проблему отцов и детей в том смысле, что дети преодолевают влияние отцов, не становясь их копиями и продолжением их желаний и ошибок. "Заострение" же состоит в том, что речь идёт не о сыне, но действительно о копии, о клоне, сохраняющем заодно всю память донора на момент взятия генетического материала. Обнаружив, что он - вроде бы учёный Сергей Ржевский - не Ржевский, а его копия, подопытный Иван, новорождённый клон, естественно, пытается дистанцироваться от "отца", совершенно не думавшего о таком психологическом эффекте. (Конечно, если добиваться так бессмертия, то проще регулярно обновлять генетический материал и начинать "выпекать" клона после смерти предыдущего тела, но не в допущении суть; кроме того, Иван - первый опыт, а первый опыт явно в любом случае происходит при живом доноре). Всё это подано очень тонко, и вообще проза Булычёва замечательная, тут она особенно "вкусна", отточена и насыщена. Недостаток у повести один - помимо линии конфликта Ивана и Ржевского есть ещё линия прошлого Ржевского (на самом деле это не отдельная сюжетная ветка, конечно, поскольку разрешение довлеющих над "отцом" конфликтов - одна из задач, вставших перед Иваном), любви, которую он не смог сохранить. Так вот, развязка этой линии - и вместе с тем предпосылка к развязке всей повести - оказалась слишком, что ли, прямолинейной; я ждал истории о том, что человеческие отношения сложны и запутанны, и как порой никто вроде бы не виноват в несчастьях собственных и ближних. Но в итоге оказывается, что есть конкретный виноватый, а история не о трагедии внутренних противоречий, а о банальной подлости. Не то чтоб она была так плаха, но я думал, Булычёв замахивается на большее...
"Тонкий голосок безымянного цветка" З. Юрьева - повесть для меня немного наивная, вот тут та самая миядзаковщина, которую я не люблю (как всякая -щина, примитивнее, чем у самого Миядзаки). Некий неуживчивый сценарист средних лет пребывает в перманентной депрессии, пока не знакомится со старым бутафором, утверждающим, что говорит с цветами и видит ауры. Он дарит сценаристу несколько цветков, и со временем тот тоже начинает слышать их голоса, становится счастливым и налаживает свою жизнь во всех отношениях. И эту повесть тоже подводит финал. Автор поставил точку слишком рано - или не знал. чем закончить? Мораль истории, видимо, в том, что надо верить в то, что делает тебя счастливым, несмотря на сомнения и мнение окружающих - но читатель так и не испытывает катарсиса, а без этого сценарист выглядит помешанным, и не более; да, помешанные могут быть вроде как счастливы, но разве что в крайнем отчаянии захочется им уподобиться. Больше всего заинтересовал меня в этой повести образ возлюбленной, страсть к которой на время затмевает для сценариста общение с цветами, - красивая самоуверенная силачка-копьеметательница, относящаяся к покорённому ею мужчине с покровительственным равнодушием - типаж, то ли заглянувший в советскую фантастику из сочинений Захер-Мазоха, то ли вот-вот готовый туда отправиться, довольно необычно.
"Восьминулевые" Герогия Гуревича - впечатляюще беспомощная повесть. Главный герой случайно попадает на планету, всё население которой составляют роботы, создавшие религиозный культ вокруг аксиом, и борется с этим рациональным мракобесием. Чем дальше, тем меньше читатель понимает, зачем написана повесть и что Гуревич хотел этим сказать. Это то ли памфлет гуманитария против точных наук, то ли крайне нелепая сатира на религию, то ли очень неуклюжая попытка предостеречь от любого догматизма и призвать к большей открытости... Повесть сочетает наставительность и невнятность и очень слаба в художественном плане; я почти забыл, что и в советское время публиковали настолько плохие книги.
"Бал" А. Абрамова - рассказ, поразивший меня возрастом автора. Читая, я был уверен, что он Великую Отечественную войну не застал - иначе как он мог бы писать о ней столь вычурно, пафосно, искусственно и лозунгово. Стиль и вообще напоминает не лучшие образцы прозы начала XIX века, но ещё хуже содержание ему под стать. Очень печально.
"Все образы мира" Дмитрия Биленкина - рассказ не лишённый интереса по концепции, хоть и довольно банальный в смысле морали. Впервые ступивший на Венеру космонавт видит там такой же пейзаж, как некогда на фоторепродукции в отцовских бумагах - и вот он хочет выяснить, что за художник прозрел венерианские виды... Для меня развязка была довольно неожиданной.
"Ангар. Отход ко сну" Ивана Филимонова - весьма сильная вещь, скорее притча, чем научно-фантастический рассказ, очень ёмкая, хоть идею её я затрудняюсь выразить (собственно. это свойство притчи - быть концентрированным высказыванием, которое сложно свести к ещё более краткому). Я с радостью прочитал бы другие произведения этого автора.
"Похищение в Балларате" Анаталия Мельникова - напротив, рассказ, идея котрого обескураживает. Итак, в австралийском городе Балларате из местного музея таинственно пропадает несколько старых локомотивов, телег и тому подобных экспонатов, а затем так же таинственно появляются аналогичные образцы высокоразвитой техники. Видите ли, приблизившаяся к абсолютному знанию цивилизация (с её точки зрения наше развития такое медленное, наши приборы такие несовершенные) решила показать нам идеальные устройства. Собственно, в этом и идея рассказа. Но каковы же достижения цивилизации абсолютного знания? Почти бесшумно развивающий скорость до 1000 км/ч атомный локомотив и электромобиль с солнечными батареями! Человек задался целью показать предельные достижения разума, и это не компьютер, доказавший существование Бога, не путешествие меж галактиками силой мысли, даже не нанаоботы, творящие что угодно из воздуха - это очень быстрый поезд! А человек, которому это пришло в голову, ещё и писатель-фантаст! Мне даже сложно поверить...
"Звёздный час" Андрея Костина не нов по концепции, но хорошо исполнен, а потому и смотрится неплохо. Ферапонт - человек бесхребетный, по жизни даже не то чтоб неудачник - не везения ему не хватает, а просто пустое место; и вот однажды он совершенно случайно получает шанс стать послом к иным мирам - но вместо этого защищает от пожара посёлок, где никто не питает к нему ни капли уважения. Да, подобное мы видели не раз, но у Костина неплохой слог и живые образы, так что можно и прочесть знакомый сюжет снова.
"Юрта Ворона" Ивана Ефремова - вещь, с одной стороны, написанная мастером, и это видно, а с другой - с моралью которой я никак не могу согласиться (точнее, Ефремов хотел выразить несколько иную мораль, но вышло в итоге это). Геолог, неудачно упав, оказывается парализован ниже пояса, и надежд на излечение нет; он не может представить себя без физической силы, приключений и самостоятельности, фактически хоронит всё, чем он был раньше, и потому решается отправиться на плато Юрта Ворона, где необычайно часты грозы: это может означать залежи полезной руды под плато, но чтоб доказать это, надо наблюдать, куда бьют молнии, с близкого расстояния - миссия почти самоубийственная... Ефремов, конечно, хотел показать, что героизму есть место, несмотря на любые преграды и всякую ущербность - однако в действительности это выглядит так, будто герой, во-первых, стремится умереть, а во-вторых, истерически хочет доказать себе и миру, что он ещё на что-то способен; это состояние явно нездоровое. Кстати, странно. что Ефремов не видит - хоть это и легко вывести из его же текста - что, по сути, большего мужества и больших сил потребовало бы принять новые обстоятельства своей жизни и приспособиться к ним. Короче говоря, писатель дал тут маху. Стиль Ефремова хорош, очень живая речь - порой, правда, и у него проглядывает несколько излишняя вычурность, прежде всего - переизбыток прилагательных, относящихся почти к каждому слову. Но это уж дело вкуса.
"Последняя дверь" Михаила Емцева и Еремея Парнова - редкий в советской литературе пример рассказа ужасов с элементами мистики. Правда, редкость эта и заметна: только вообразите, космонавт пропал на месяц при исследовании руин древней цивилизации на Марсе, вернувшись, не мог объяснить, где был, и не помнил сам себя, а его просветили насчёт его прошлого и оставили на свободе, без всякого контроля; казалось бы, тут можно спорить только о том, как много времени он проведёт в строжайшей изоляции под наблюдением, прежде чем его тщательно препарируют, - ан нет, советский писатель удивительно беспечен. Так что интрига выходит слабоватая - но все находки рассказа угадать не удаётся. Авторы нагнетают саспенс с переменным успехом, зато их основной стиль повествования - чуть ироничный и благодушный, даётся им отлично.
"Исполнение желаний" Генри Каттнера - думаю, один из лучших в сборнике всё же не потому, что автор зарубежный, а потому, что он и сам - один из лучших. Типичный короткий рассказ с неожиданной и иронической развязкой - которая действительно неожиданна. Вам случалось задумываться мимолётно над каким-то совершенно неожиданным вопросом? А если б вы смогли заставить человека будущего вот так незаметно для себя придумать решение для ваших проблем?.. Ну разумеется, тут есть подвох. Короче говоря, Генри Каттнер есть Генри Каттнер.