который убегал от няни и был заживо съеден львомкоторый убегал от няни и был заживо съеден львом
Жил мальчик Джим. Еще вчера
Была судьба к нему добра.
Ему давали чай с печеньем
И торт с малиновым вареньем,
Ему дарили шоколад,
Ему купили самокат,
Ему часами вслух читали
И даже в зоопарк пускали.
Вот там-то беспощадный рок
Коварно Джима подстерег.
Ты знаешь сам (любой ребенок
Об этом должен знать с пеленок),
Что детям не разрешено
В толпе сбегать от няни. Но
Как раз к таким поступкам Джима
Всегда влекло неудержимо.
В то роковое утро, верный
Во всем своей привычке скверной,
Джим вырвался – и был таков!
Но не успел и двух шагов
Он пробежать, как лев громадный
Набросился на Джима жадно
И начал есть! А ты б хотел,
Чтоб страшный лев тебе отъел
Лодыжку, пятку и носок,
А после – за куском кусок –
Икру, колено, ляжку, голень?
Конечно, Джим был недоволен
И вопль издал настолько звучный,
Что в тот же миг смотритель тучный,
Но доблестный, бегом почти
Примчался юношу спасти.
"Понто! – сказал смотритель строго
(Так звали льва). – Вы слишком много
Себе позволили, друг мой.
Довольно, сэр! Пора домой!"
В ответ на грозный окрик лев,
Свой вкусный завтрак недоев,
Обиженно поплелся к клетке,
Оглядываясь на объедки.
Смотритель к Джиму наклонился,
И взор слезою увлажнился
У старика: из пасти льва
Вернулась только голова!
Ужасно были папа с мамой
Огорчены всей этой драмой.
Смахнув слезу, сказала мать:
"Чего еще могли мы ждать?
Непослушанье – вот причина!"
Отец (он умный был мужчина)
Велел мне рассказать всем детям
О страшной смерти Джима. Этим
Он полагал их убедить
В толпе от нянь не уходить.
Про Годольфина Хорна,
который был обуян грехом гордыни и в итоге стал чистильщиком сапогкоторый был обуян грехом гордыни и в итоге стал чистильщиком сапог
Годольфин Хорн, что с Беркли-сквер,
Был знатен, как наследный пэр,
И он (в связи с происхожденьем)
Взирал на род людской с презреньем.
Он был спесив не по годам.
Он ни за что на свете вам
Не подал бы руки при встрече,
А лишь кивнул бы, вздернув плечи –
О чем, мол, с вами рассуждать!
Смешно и грустно наблюдать
Такие скверные мыслишки
У шестилетнего мальчишки.
А в это время, между прочим,
Король в паже нуждался очень.
И вот Лорд Главный Камергер
(Ума и кротости пример)
Взял свой огромный каталог,
Где значились все те, кто мог
Быть удостоен этой чести,
И стал с любовью, но без лести
(Вот признак истинной культуры!)
Перебирать кандидатуры:
"Так, Уильям Каутс... врожденный грипп...
Билл Хиггс... довольно скользкий тип...
У Д'Эльтона был вздернут дед...
Де Веру слишком мало лет...
Происхожденье Бинга спорно...
Не взять ли молодого Хорна?"
Но на такое предложенье
У всех возникли возраженья.
Исландский принц сказал: "Пардон!
Пусть кто угодно, но не он!"
Вдова наместника Атлона
Пробормотала непреклонно:
"Таких зазнаек нам не нужно!"
(Епископы кивнули дружно).
И даже леди Мери Флуд,
Чьей доброте дивился люд,
Вскричала: "Нет! Мы не хотим
Быть и минуты рядом с ним!"
Лорд Камергер сказал: "Бесспорно,
Я был не прав!" – и тут же Хорна,
Что пал в глазах его столь низко,
Навечно вычеркнул из списка.
Вот так наказан был порок:
Хорн нынче – чистильщик сапог.
Про Ребекку,
которая трагически погибла из-за того, что любила хлопать дверьмикоторая трагически погибла из-за того, что любила хлопать дверьми
Давно уж не секрет для всех,
Что хлопать дверью – страшный грех.
Но дочь банкира Оффенпорта,
Ребекка, что не без комфорта
Жила в родительском дому,
Была привержена сему
Дурному времяпровожденью.
Ей доставляло наслажденье
Подкрасться – и, что хватит сил,
Так хлопнуть, чтобы подскочил
На стуле дядя Джейкоб. Впрочем,
Ее характер был порочен
Лишь в этом, и она была
Скорей испорчена, чем зла.
И вот, когда над дверью прямо
Стоял Линкольна Авраама
Тяжелый бюст, банкира дщерь
Облюбовала эту дверь
И хлопнула. Как с мóста в реку,
Бюст сверху рухнул на Ребекку
(А сорок фунтов весил он)!
.....................................................
Уже во время похорон
Священник, расставляя вехи
На жизненном пути Ребекки,
Поведал всем про скорбный опыт
Покойной, так любившей хлопать
Дверьми. Его простой рассказ
До глубины души потряс
Детишек, что со всей округи
Сошлись на тризну по подруге.
И в тот же день поклялся всяк
Не хлопать дверью о косяк.