«Наказание» by Fulgur. Перевод.

[lemmiwinks]

Я давненько ничего не переводил, и сам не писал ничего НЦ-17, да? Что ж, сегодня мы это исправим.
Это перевод рассказа Fulgur "The Punishment", сделанный мною с его любезного разрешения. Как всегда - спанкинг, кинк, NC-17, M/F.
aryonstory.blogspot.cz/search/label/Fulgur - тут находится оригинал на чешском.
www.thespankinglibrary.org/index.php?func=authp... - тут находится оригинал (написанный самим автором перевод) на английском, с которого и переводил.
Пожалуйста, если вы владеете одним из этих языков, направляйте благодарности прямо автору. Уверен, ему будет приятно.

Дети и противники телесных наказаний - не читать.

-Следующая! – объявляю я.

Девушка входит, не слишком-то охотно. Совсем молоденькая, не старше семнадцати лет, и весьма симпатичная, хоть картину отчасти и портит то, как она шмыгает носом.

-Итак, что привело тебя ко мне? – спрашиваю я. Это своего рода традиционная шутка. Сюда приходят по одной-единственной причине. Так и есть – вижу по лицу, что она чем-то провинилась. И боится, конечно. Вина и страх – мои вечные спутники.

Я движением руки приглашаю её подойти ближе. Она не хочет, но слушается. Выбора-то у неё нет.

Она дрожит, когда оказывается у меня в руках, и я задираю ей юбку. Она начинает всхлипывать, когда я спускаю её трусики – странная мода белых людей – и обнажаю ягодицы, бледные как слоновая кость. Она не сопротивляется, когда я укладываю её на покрывало у меня коленях.

Я спрашиваю про её проступки – ничего примечательного, то же, что и всегда. Когда я повторяю их вслух, она лишь молча кивает, не говоря больше ни слова. Никто из них не говорит в эти моменты. Она начинает издавать звуки позже – когда моя ладонь принимается за упражнения на заданную тему. Пещеру наполняет эхо плача и монотонных шлепков – наказания для непослушных девочек.

Много времени это не занимает. Вскоре девушка уходит. Я с удовлетворением отмечаю, что был прав – она вновь натягивает свои трусики, прикрывая пылающие половинки ладошками. До чего стеснительная. Кое-кто уходит с голой попой, ничуть не волнуясь, что снаружи могут оказаться мальчишки, поджидающие в кустах в надежде на такое зрелище. Сам-то я никогда их не видел.

-Следующая! – объявляю я.

Я удивляюсь той, что заходит следующей. «Нигили! – восклицаю я. – Что ты тут делаешь? Ты же побывала у меня не так давно, а?»

-Знаете… - отвечает она. – Всякое случается.

-С тобой случается весьма часто, тебе не кажется?

-Вообще-то я хотела с вами повидаться, - улыбается она.

-Со мной? Никто не хочет повидаться со мной, - отвечаю я, но на самом деле я тронут. - Так какое именно «всякое» с тобой приключилось?

-Ну… Я столкнула Менбе в реку.

Я киваю.

-Он за тобой ухлёстывал?

-Конечно, это же Менбе.

-Многие девушки не стали бы и приходить сюда из-за него.

-Разве я виновата, что такая ответственная?

Но мы оба знаем, что есть и другая причина.

Нигили не носит одежду белых, на ней только юбочка из травы. Она аккуратно снимает её, чтоб не помялась, и укладывается мне поперёк колен.

-Что-то ещё хочешь мне рассказать? – спрашиваю я.

-Ну, разве что насчёт палки?..

-Какой ещё палки?

-Моя младшая сестрёнка нашла где-то красную палку. Она была не деревянная, наверное, штуковина белых людей. Я в спешке нечаянно наступила на неё, и палка сломалась.

-И?

-Сестра плакала. Мне было её так жалко… - она вздыхает. – По-моему меня за это следует наказать.

Я киваю. «Это всё?»

-Да… - она ёжится. – Тут холодновато.

Так и есть. Я к этому привык, но для тех, кто чаще нежится на солнышке, в пещере было холодно до дрожи.

-Сейчас станет жарче! – говорю я и начинаю её шлёпать.

Она вскрикивает от неожиданности, а весьма скоро – уже плачет. Я же концентрируюсь на своей работе.

Одеваясь, когда всё кончилось, она вдруг спрашивает:

-Почему вы не выходите наружу хоть иногда?

Я лишь улыбаюсь. «Ты же знаешь, это невозможно. Да зачем бы мне наружу? У меня и тут есть всё, что мне нужно».

-Люди говорят, что ты не можешь выйти… Но почему?

-Ты ещё совсем юная. Слишком юная, чтоб тебе рассказывать.

Я отвешиваю ей лёгкий шлепок. «Чрезмерное любопытство – это нехорошо, разве не знаешь?»

-Я хотела бы, чтоб вы однажды вышли. – говорит она. – Я показала бы вам деревню… Наверное, она сильно изменилась.

Я ничего не отвечаю.

-Следующая! – объявляю я, давая понять, что разговор окончен.

***

Позже Нигили вновь приходит ко мне. Прошла ли неделя? Месяц? Или год? Понятия не имею, но едва ли минуло много времени. Менбе так и не оставляет её в покое. И однажды она ему сдастся – я это знаю, Менбе это знает и даже она это знает, но всё-таки продолжает его дразнить. Менбе не так уж плох. Слухи, достигающие даже моих ушей, утверждают, что уже скоро деревенские девушки станут рожать ему детей. Надеюсь, и мальчиков тоже. В деревне всего пять молодых парней – девушек в пять раз больше. Я вроде бы припоминаю, что раньше бывало иначе. А может, память меня подводит. Это одна из причин, почему девушкам приходится приходить ко мне, а к парням все относятся снисходительно, даже если те совершенно несносны.

Нигили рассказывает мне о себе и Менбе, и я улыбаюсь. Да и она тоже, хоть лежит у меня поперёк колен, отлично зная, что скоро её попка покраснеет моими стараниями.

-К нам пришла белая женщина. – сообщает Нигили.

-О, неужели?

-Она со мной говорила. Спрашивала про вас.

-Про меня? Почему?

-Она сказала, что нет других таких деревень, как наша, - объявляет она с гордостью.

-Пожалуй, это верно, - признаю я.

-Она спросила, кто у нас самый старый, и мы сказали, что вы.

-Так и есть, - соглашаюсь я. – Но едва ли ей можно приходить ко мне.

-Я ей так и сказала, – смеётся она. – Кстати… Вы, кажется, собирались кое-чем заняться?..

-Именно, - подтверждаю я и поднимаю руку. Размышления о загадочной белой женщине скоро забываются за рыданиями Нигили.


-Следующая! – объявляю я.

***

Прошло время. Как много времени? Кто знает. Я не слежу за временем. С удивлением я смотрю на высокую женщину, входящую в мою пещеру. Наверное, это и есть белая женщина – хоть я и не сказал бы, что её кожа настолько уж светлее нашей. Но я сразу узнаю её, потому что всё её тело скрыто одеждой. Деревенские девушки говорили мне, что она, наверное, ужасно уродлива, раз закрывает всё тело. Что, должно быть, она вся в шрамах и струпьях. Я не пытался их переубеждать. Они так молоды и никогда не встречали никого воистину иного. Кроме меня.

Большинство из них считает белую женщину глупой, потому что она спрашивает про то, что всякому известно. Я-то понимаю, что они выглядели бы не лучше, оказавшись в её мире. Слишком легко считать, что «другой» значит «худший», и всем людям случается так думать.

-Доброго дня, - говорит белая женщина.

Я киваю. Она странно выговаривает слова.

-Что привело тебя ко мне? – спрашиваю я.

-Я хотела побеседовать с вами.

-О чём же?

-Это очень странная деревня. Её жители этого не понимают, но вы, я думаю, понимаете.

Я киваю.

-Да, она странная.

-Тут слишком мало мужчин и слишком много женщин. И эта пещера… местные девушки приходят к вам, за…

Она запинается. Мне кажется, или её лицо уже не такое белое? Я неплохо вижу в вечном полумраке пещеры, но всему есть пределы.

-За поркой, - киваю я. – Скажи, делают ли так в твоих местах? В этой загадочной Европе?

-Да, - улыбается она, - но не в таком масштабе. Обычно родители просто шлёпают собственных детей.

-Здесь же они оставляют эту роль мне.

-И вы никогда не выходите из пещеры?

-Я не могу.

-Почему?

Я прикрываю глаза. «Чем ты провинилась?» - спрашиваю я.

-Простите?..

-Ты пришла сюда. Ты знаешь, зачем девушки приходят ко мне. Все они сделали что-то дурное. Что сделала ты?

-Неужто так невероятно, что я просто пришла поговорить? – она кажется возмущённой.

-Отнюдь, - качаю я головой. – Тебе нужны ответы, и ты уже поняла, что больше нигде их не найдёшь. Но это не отменяет того, что в эту пещеру приходят с одной-единственной целью.

-Как долго вы пробыли здесь?

-Это так уж важно?

-Для меня – важно. Жители деревни не могу припомнить времени, когда вас не было здесь. А среди них есть и старики. Шестидесяти, семидесятилетние. Вы же не выглядите таким уж старым.

-Я… не схож с ними, - соглашаюсь я.

-Так что же вы такое?

-Что ты натворила? – повторяю я. – Хочешь знать мои тайны – поделись своими.

Она размышляет. «Честно говоря, я ничего не могу придумать».

Я киваю. «Позволь взять твою руку».

Она сомневается несколько мгновений. «Ну… Что ж, ладно…» Она протягивает мне руку, и я касаюсь её.

Я закрываю глаза. «Тебе стыдно, потому что ты покинула свой дом уже так давно. Ты живёшь с мужчиной, и оставила своё дитя с ним, чтоб отправиться сюда… И тебе стыдно, потому что ты считаешь это эгоистичным. Вот в чём твоя вина».

Она отдёргивает руку. «Как… как вы узнали?..»

-Девушки не зря стараются сами мне во всём признаваться, - усмехаюсь я.

-Итак, вы сидите в этой пещере много десятилетий… Вы шлёпаете юных девушек… Ваша очередь признаваться, кто вы такой.

-Я не вполне уверен, - говорю я мягко, - но думается, что я бог.

-Бог?

-Когда-то я был молод. Очень, очень давно. И был я деревенским шаманом, и беседовал с богами. И уже тогда я любил шлёпать юных девушек. Как шаман я имел для этого немало возможностей, я знал их проступки и определял их наказания. Но я нёс груз ответственности за деревню и за собственные поступки, а боги – нет. Они делали, что им заблагорассудится, и бесполезно было проклинать их. У меня ведь тогда была жена… Она заболела и умерла. Все мои знания были бесполезны. Я молил богов о помощи, но они не помогли. Я слышал их смех. И я захотел быть как они – быть тем, кто ни о чём не заботится. И они исполнили моё желание. И как же они смеялись тогда!

Я отдёргиваю покрывало со своих колен, в глазах белой женщины отражается ужас. Мои бёдра сверху коричневые, человеческие, из плоти и крови, но их нижняя часть – уже камень, слитый с моей каменной скамьёй. Скамьёй, на которой я сижу веками, шлёпая юных девушек по части тела, которой лишён сам.

-Я не пью и не ем, - продолжаю я негромко, - и не старею, однако же живу. Я не отвечаю ни на чьи вопросы, лишь продолжаю делать то, что любил, будучи человеком. И поскольку мне так нравится шлёпать юных девушек, деревня переполнена ими… непослушными девушками, которые никогда по-настоящему не взрослеют, лишь со столькими мужчинами, сколько необходимо для рождения следующего поколения. Вот что боги могут сотворить с человеком. Забавно, не правда ли?

Я возвращаю покрывало на место.

-Я не каждой это показываю, - подчёркиваю я. – Большинство девушек не особенно задумываются над такими вещами… Они приходят ко мне время от времени и стараются забыть об этом после. Порой я размышляю, чего хотели боги – награда это или наказание?

Белая женщина поражена. Её попка затянута в тесную ткань, но она не пытается сопротивляться, когда я расстёгиваю и стягиваю это с неё. Я никогда не видал такой одежды, но знаю, как с ней обращаться – один из даров, связанных с моей ролью.

-Так вы собираетесь меня наказать? – спрашивает она, когда я укладываю её животом на своё покрывало. – Разве так уж дурно хотеть чего-то достичь, что-то узнать?

Я качаю головой. «Вовсе нет, - отвечаю я, - но ты думаешь, что дурно. Я чувствую это. Ты оставила своё дитя, и пусть ты считаешь, что достигнешь чего-то, что оправдает эту разлуку, ты не можешь убедить в этом себя саму».

-Вы правы, - отвечает она неохотно. Она вздрагивает, когда я касаюсь резинки её трусиков, но слушается и не мешает мне спускать их. Я киваю самому себе, не обнаружив под ними ни шрамов, ни струпьев. Я и не сомневался, но всегда лучше знать на опыте.

Затем наступает время шлепков. Она сильная, куда упрямей девушек из деревни, но и ей не выдержать долго. Я придерживаю её у себя на коленях, которым не суждено больше двигаться, и жду, когда она выплачет свои беды. Я заглядываю ей в душу и вижу – ей нужен был только повод. Так много образов, так много вещей, которых я не понимаю, но я вижу, что не всегда её жизнь была счастливой. Она стыдится плача, её народ считает его признаком слабости. Но они ошибаются. Я держу её у себя на коленях и даю ей выплакать все слёзы, что накопились внутри за многие годы.

-Как ты себя чувствуешь теперь? – спрашиваю я, когда её слёзы наконец иссякают.

Она не отвечает, но я знаю и так. Она чувствует себя обновлённой. Чувство вины оставило её, вытекло вместе со слезами. Она встаёт и вдруг обнимает меня – к её же собственному удивлению.

-Встреча со мной, должно быть, украсит книгу о твоих путешествиях, - говорю я.

-Я… Я, наверное, не буду писать об этой деревне. Или о вас. Там, за морем, мне никто не поверит.

-Я отсюда никуда не уйду, - замечаю я. – Ты всегда сможешь доказать им, что не лжёшь… Если, конечно, захочешь.

Она кивает. «Да, конечно. Но, пожалуй, я лучше постараюсь узнать больше, прежде чем писать об этом. Я надеюсь однажды сюда вернуться».

-Ты будешь желанной гостьей, - киваю я.

Она натягивает свои трусики, но не то тесное и жёсткое, что сползло сейчас к её лодыжкам. Она выходит, держа это в руках. В итоге она сама развеет легенду, о которой я не стал ей рассказывать.

Она выходит, и я улыбаюсь ей вслед – я, бог шлёпанья, которому было отказано даже в том, чтоб не быть довольным своей участью.

-Следующая! – объявляю я.