«Огненные волосы, огненный темперамент, огненная...»

[lemmiwinks]

То, о чем так долго говорили большевики, наконец свершилось! Второй фанфик в этом календарном году, первый НЦ-шный более чем за год.
За идею спасибо добрым анонимусам.

Фандом: "Гарри Поттер"
Все права на персонажей принадлежат Джоан Роулинг.
Персонажи: Джинни Уизли, Молли Уизли
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: спанкинг и domestic discipline, как всегда.
(Действие относится к началу пятой части, "ГП и Орден Феникса", диалог откуда частично воспроизведен в тексте)

(click to read)

— Я хочу знать, что происходит, — заявил Гарри, и у Джинни засияли глаза: наконец-то родителям придётся все им сказать! Её уже достала вся эта секретность, и постоянно видеть, как члены Ордена Феникса собираются на свои совещания, но ни полслова не говорят о ситуации ни ей, ни Рону, ни Фреду с Джорджем, было невыносимо. Они же не дети! Но теперь…
Однако её мама немедленно разбила все надежды Джинни самым оскорбительным образом.
— Очень хорошо, — голос миссис Уизли дрожал от гнева и расстройства, прямо как во время недавних скандалов с Перси. — Джинни... Рон... Гермиона... Фред... Джордж! Немедленно выйдите из кухни.
— Ма-аам, я хочу послушать! — захныкала Джинни, вкладывая в эту фразу всё своё недовольство. Подобным тоном в детстве она сообщала, что не хочет есть овсянку с комками. Её братья поддержали рыжеволосую девушку таким же возмущённым гулом.
Но маму это не впечатлило.
— НЕТ! Я категорически запрещаю... – начала было она. Однако, к некоторому удивлению Джинни, за них вступился отец.
— Молли, ты не можешь запретить Фреду и Джорджу. Они действительно совершеннолетние.
— Они еще школьники.
— Но в юридическом смысле они взрослые.
Мама аж вся покраснела от ярости и возмущения (стыдно сказать, но частичка Джинни была этому рада – сколько можно обращаться с ними как с маленькими?! Наконец-то она поймёт…) и выдавила:
— Я... Так, ладно, Фред и Джордж могут остаться, но Рон...
— Гарри так и так все расскажет нам с Гермионой! Ведь расскажешь? А? — нашёлся Рон, и, конечно, его друг немедленно это подтвердил.
Казалось, миссис Уизли сейчас сама выскочит из комнаты, заодно расколошматив по пути всё хрупкое и голову Сириуса в придачу. Но вместо этого она сделала глубокий вдох и посмотрела на дочь.
— Отлично! Отлично! Джинни, спать!
Джинни задохнулась от возмущения. Секреты и молчание, «вы ещё дети» и «это для членов Ордена» - все это уже было достаточно оскорбительно, но единственной остаться за бортом, когда со всеми остальными, наконец, разговаривают, как со взрослыми!.. А её отсылают спать!! Да её уже практически пятнадцать!!!
Джинни усилием воли сдержала навернувшиеся было на глаза слёзы, громко скрипнула зубами и, развернувшись на каблуках, вышла из комнаты. Причём хлопнула дверью так, что ветхое поместье Блэков сотряслось до основания, а вокруг дверного косяка посыпалась штукатурка. Через мгновение Молли Уизли, издав почти точно такой же вздох подавленной ярости, как и её дочь, вскочила с места и последовала за ней.
«Пожалуйста! Секретничайте! Всем можно, одной Джинни нельзя! Это несправедливо!! Не-чест-но! Рон всего на год старше меня! Да я уже встречалась с Тем-Кого-Нельзя-Называть, а они мне боятся о нём сказать!..» разорялась Джинни, уже не имея сил держать возмущение в себе, всю дорогу наверх. По каждой ступеньке она топала так, будто хотела раздавить своих несправедливых обидчиков. Портрет миссис Блэк с готовностью присоединился к потоку протестов: «Низкорождённые подлые глупцы! Грязные плебеи! Презренные…».
Джинни вбежала в свою комнату (вернее, в комнату, которую занимали они с Гермионой), опять громко захлопнув за собой дверь, но через пару мгновений она отворилась вновь.
— Джиневра Молли Уизли! – грозно воскликнула миссис Уизли, стоя на пороге. — Что это было за выступление?!
Все на свете, будь то волшебники или магглы, знают, что когда родители зовут тебя полным именем – это означает серьёзные неприятности, но в данную секунду Джинни было все равно. Её разбирала злость.
— Выступление, значит?! Так ты это называешь? А когда взрослого человека, единственного, отсылают с важного совещания – это как называется?!..
— Взрослого? Я тут взрослых не вижу, милочка, и если ты не изме…
— Мне почти пятнадцать!
— Тебе четырнадцать будет только через две недели!!
— Через десять дней!!!
В этот момент стоящие друг напротив друга мать и дочь были удивительно похожи – одинаково напряжённые позы, одинаково выставленные подбородки, одинаково пламенеют встрепанные от избытка чувств рыжие шевелюры… Но смотреть на это со стороны было некому, а старшей и младшей Уизли было не до сравнений.
— Даже Гарри… даже Фред и Джордж слишком молоды для этого! Это вас не касается! Живите себе спокойно, пока можете, и не лезьте в такие опас…
— Но Гарри-то сейчас внизу слушает ваши секретные планы! И Фред с Джорджем! А мне, значит, нельзя?!
— Они бы тоже там не сидели, будь моя воля! Сириус сам как ребёнок, сохрани Мерлин, и бездумно хочет втянуть Гарри в опасности, от которых должен бы держать подальше! Но твоя мать и опекунша, к счастью, я, и…
— А я вот что-то не счастлива!!
Наступила звенящая тишина. Молли как-то разом побледнела, а поскольку до того она раскраснелась от гнева и криков, её крупное округлое лицо пошло пятнами. Джинни тяжело дышала. Она не была уверена, стоило ли говорить то, что она сейчас выпалила, да и что именно она сказала, но…
— Что ж, — сказала миссис Уизли гораздо тише и, по видимости, спокойнее. — Как угодно. И всё-таки я твоя мать, а там внизу сидят взрослые люди, и будь любезна, относись к этому с уважением. Чтоб таких истерик и хлопанья дверьми я больше не видела. А не то я могу вспомнить, что ты не слишком выросла также и для старомодной дисциплины.
Что мама понимала под «старомодной дисциплиной», Джинни знала отлично. Может, в Хогвартсе, к досаде Филча, и отменили телесные наказания, но в доме семьи Уизли этого не произошло. Ягодицы девочки непроизвольно сжались. Но поверить, что мама всерьёз думает отшлепать её, такую взрослую, было сложно.
— Это не истерика. Просто вы ко мне относитесь как к ребёнку. Вот даже сейчас ты продолжаешь!.. — ответила Джинни, надувшись, но уже гораздо тише.
— Я тебя предупредила. И да, Джинни, пока что ты ведёшь себя именно как избалованный ребёнок. Может, я слишком запустила твоё воспитание… - и миссис Уизли со вдохом вышла из комнаты.
Джинни только фыркнула на закрывшуюся дверь и запрыгнула на кровать так, что пружины взвизгнули, с нетерпением ожидая Гермиону, чтоб узнать новости и взрослые тайны хоть бы из вторых рук…

Следующие несколько дней прошли спокойно. Правда, миссис Уизли подчёркнуто не обращалась к дочери напрямую – только звала всех ребят скопом бороться с очередными паразитами, разбирать шкафы или мыть руки перед обедом. В свою очередь Джинни нарочито не глядела в сторону матери, при совместной работе держалась от неё подальше и за завтраками, обедами, полдниками и ужинами не благодарила и приятного аппетита не желала. С остальными взрослыми рыжеволосая девочка тоже была подчеркнуто резка, а на вопросы отвечала тоном «да-отстаньте-вы-уже», - делая исключение лишь для Сириуса, которого считала отчасти союзником в борьбе против тирании родителей.
Гарри и компания порой пытались мягко урезонить Джинни, но она тотчас начинала дуться, отвечала, что им-то на кухне разрешили остаться, и обрушивала на собеседников такой поток аргументов о несправедливости отношения к ней, что дискуссия тот же затухала, и ребята поспешно возвращались к сбору крысиных трупиков.

Копившееся напряжение прорвалось в день суда над Гарри.
Конечно, все были на взводе с раннего утра. Когда Гарри и мистер Уизли отправились в Министерство, каждый постарался себя чем-то занять: сидя вместе, невозможно было не обмениваться встревоженными взглядами и полными беспокойства уверениями, что все пройдёт отлично. Члены Ордена разбрелись по делам, Сириус забился в недавно освобождённый от докси кабинет и разбирал бумаги семьи (то есть – бросал в камин, не читая), близнецы ушли на почти безнадёжные поиски покупателя для их волшебных приколов в Косом переулке, а Гермиона решила поупражняться на метле.
Джинни свалить оказалось вроде как и некуда. Конечно, она не собиралась проводить время с мамой, но столкнулась с ней, спустившись на кухню за чашкой какао.
Увидев Молли, её дочь поставила чашку, которую так и не успела наполнить, на стол (так резко, что она чуть не раскололась) и хотела было, поджав губы, выйти – вот только дверь в кухне была одна, и там стояла миссис Уизли.
Скорее всего, после пары мгновений замешательства (а Молли, казалось, подумывала – не прекратить ли этот глупый бойкот) она отступила бы, дав дочери пройти. Но в Джинни будто что-то вселилось, и она решила этого не ждать. Вместо этого девушка быстрым шагом подошла к матери и попыталась довольно резко отпихнуть её с дороги плечом.
Но миссис Уизли была препятствием массивным – а теперь ещё и раздражённым до последней степени.
— Как это понимать? — спросила она дочь со сдержанностью Везувия за день до гибели Помпеи.
В отличие от жителей древнего города, Джинни угрозу почувствовала, но предпочла проигнорировать.
— Как хочешь, так и понимай. А мне дай пройти.
Она попыталась вновь протиснуться мимо миссис Уизли, но та крепко ухватила дочь за плечо. Руки у миссис Уизли были крепкие, и после первого же рывка Джиини поняла – освободиться не выйдет. По спине пробежали мурашки…
— Я тебя предупреждала насчёт хамства! Ну, юная леди, ты своего добилась, — грозно объявила Молли, выводя точь из кухни и таща её на второй этаж.
Джинни семенила за матерью, кривясь и безуспешно пытаясь вывернуться из крепких мозолистых пальцев профессиональной домохозяйки.
— М-мам! Пусти!.. Больно же! Ничего я не добивалась… — хныкала она, порой спотыкаясь – уж больно энергичным стал вдруг шаг миссис Уизли.
Но вместо ответа мать ввела её в комнату, которую Джинни делила с отсутствовавшей сейчас Гермионой, и закрыла за собой дверь.
— Ты бы должна и сама знать, как не следует разговаривать со взрослыми, и тем более с родной матерью, — наконец начала миссис Уизли очень грозно и сердито, и Джинни обнаружила, что невольно смотрит в пол. — И я тебя предупреждала, чем такие выступления кончатся.
— Но мам!..
— Джиневра. Молли. Уизли, — миссис Уизли говорила размеренно и не очень громко, но от её тона Джинни тут же испуганно поджала пальцы ног и умолкла. — Предупреждала или нет?
— Д-да, мам…
— Ну вот и не обессудь, — заявила миссис Уизли, доставая из кармана фартука свою любимую щётку для волос.
Глаза Джинни расширились от ужаса.
Всего часа полтора назад этой щёткой Молли приглаживала жёсткие космы Гарри, чтоб тот выглядел прилично на суде, но любому из членов семейства Уизли её вид напоминал о совсем других эпизодах. В особенности близнецам. Самой Джинни не доводилось испытать на себе воспитательный эффект широкой и массивной расчески из полированной вишни, но она не раз наблюдала (и ещё чаще – слышала, даже сквозь стены в Норе), как мама проводила «педагогические беседы» с её старшими братьями, и приучилась бояться щётки как огня (тем более что на попу она, похоже, оказывала аналогичный эффект).
— Нет, мамочка… Не надо, пожалуйста… Только не щёткой… Я же ничего плохого не имела ввиду… — мгновенно утратив весь гонор залепетала Джинни. Но миссис Уизли, не слушая её, уселась на дочкину кровать и потянула девочку к себе, принуждая её перегнуться через мамино колено. Джинни рефлекторно упиралась пару секунд, но она знала, что от сопротивления станет только хуже… да и на дрожащих от страха и стыда ногах долго не удержишься.
Молли расположила дочку поудобнее – так что голова Джинни в ореоле медно-рыжих волос свешивалась вниз, зато попа вся была у миссис Уизли под рукой. Джинни только всхлипнула, когда мать задрала её плиссированную юбку, а затем спустила простенькие белые трусики до самых лодыжек. Через мгновение с одной ноги трусы соскользнули вовсе – когда миссис Уизли зажала её под собственным коленом, чтоб помешать дочери слишком активно брыкаться. Джинни нервно сглотнула – раньше мама не считала нужными такие предосторожности.
— Мама… Не надо, ну пожалуйста… Я перешла границу, понимаю… Мам?... — предприняла Джинни последнюю попытку спасти свою филейную часть. Страшно хотелось сказать, что она уже слишком взрослая для такого обращения (Джинни действительно так думала, и сейчас отчаянно краснела), но девочка помнила, как формально совершеннолетние близнецы вопили во время «воспитательной беседы» в той же щёткой всего пару недель назад. Возраст явно ничего для мамы не значил…
— Перешла границу – это мягко сказано! Ну так я о границах тебе напомню, - отрезала Молли. И тут же на пока ещё бледную небольшую попку юной волшебницы обрушился шлепок.
Джинни ойкнула – и удивлённо открыла глаза. Было больно, и на ягодиц жарко пульсировал отпечаток… но отпечаток ладони, а вовсе не страшной щётки. Джинни вздохнула с облегчением – конечно, мама только пугала её, у девочек всё же есть какие-то привилегии, - но тут миссис Уизли обрушила на неё град новых шлепков, и девочке осталось лишь ёрзать, пыхтеть и стараться не разжимать зубы. С щёткой или нет, но Молли была матерью семерых детей (включая Фреда и Джорджа Уизли!), а значит – экспертом по шлёпанью.
Два десятка ударов спустя Джинни чувствовала себя так, будто заснула, подставив голую попу июльскому полуденному солнцу, всхлипывала и поскуливала сквозь сжатые зубы при каждом шлепке и с трудом сдерживала стоны. Наконец, Молли остановилась.
— П-прости меня, мам… Я правда повела себя грубовато, и… - Джинни обернулась через плечо, пытаясь взглянуть на мать, - и увидела, что та взяла в руки вишнёвую расческу.
— Ты повела себя просто непристойно, ты повела себя как избалованный, испорченный ребёнок. И позабочусь, чтоб этого не повторялось, даже если ты месяц сидеть не сможешь! — отчеканила миссис Уизли, поднимая щётку.
— Я больше не буду, мама!! Не на-ааааауууу!!!.. – завопила Джинни, когда широкий деревянный овал звонко опустился на уже румяную попу.
Попка у Джинни была небольшая, но округлая и упругая, и я девичьи ягодицы пружинисто вздрагивали после каждого полновесного шлепка – то есть все время, потому что миссис Уизли поднимала и опускала свою знаменитую расческу не переставая. Справа-слева-справа-слева…. На порозовевшей коже вспыхивали красные отпечатки, и не успевал один такой овал остынуть, как его пересекал новый.
Джинни отчаянно взвизгивала с каждым шлепком. Если до того её глаза слегка увлажнились, то теперь, когда миссис Уизли взялась за дело по настоящему, они были полны слёз. Девочка отчаянно извивалась на материнских коленях, её свободная нога молотила по воздуху – трусы с неё очень скоро слетели куда-то в угол комнаты…
— Аааа!!! Простиии!!! Мамочка!! Я не буду больше!! Ой-ой-ой!!! Не буду грубить!!! Мам, я извинюсь!! Перед всеми!!!.. Аааауу!!!.. – вопила юная волшебница, забыв про попытки казаться взрослее. Но щётка знай себе гуляла по её покрасневшей подпрыгивающей попе. Шлёп!! Хлоп!! Шлёп!!..
— Сколько бы лет тебе ни было – правила вежливости изволь соблюдать! И уважать других! Мы не Малфои! — приговаривала миссис Уизли, переходя к последнему этапу наказания. Теперь она целилась чуть пониже – в ту нежную область, где ягодицы переходят в бёдра и на которой девочки и мальчики, которые ведут себя прилично, обычно сидят. Джинни это в ближайшие дни не грозило. — А если ты взрослая – то и отвечать за себя изволь по-взрослому!..
Теперь Джинни ревела в голос, а слёзы текли по её раскрасневшимся от крика щекам ручьями. Казалось, она села прямо на раскалённую сковороду, а каждый увесистый крепкий шлепок разжигал пламя под этой сковородкой сильней. Извинения, мольбы о пощаде и обещания исправиться слились в нечленораздельные рыдания, и сейчас Джинни выглядела скорее на четыре, чем на четырнадцать.
Наконец, миссис Уизли отложила расческу, вздохнула и нежно погладила дочкину пылающую попу, чтоб чуть унять этот жар. Мягкое место Джинни целиком приобрело густо-красный оттенок, но её мама была достаточно аккуратна, чтоб не оставлять синяков. Впрочем, сейчас Джинни все равно чувствовала себя самым несчастным подростком на свете, который никогда-никогда не сможет больше сидеть.
А ещё теперь, когда она смогла перевести дух, Джинни почувствовала себя виноватой.
Это была самая крепкая порка в её жизни, даже после той истории с дневником, о котором она никому не сказала, пока не стало слишком поздно, её отшлепали куда слабей… Похоже, она правда достала маму. Да и всех остальных, наверное.
Джинни громко шмыгнула носом.
— М-мам… Я… Пр… Прости меня, пожалуйста… Мне п-правда стыдно, что я себя так вела…
Миссис Уизли мягко подняла свою дочь и обняла, утешительно поглаживая по спине.
— Вот и хорошо, солнышко моё… — Молли поцеловала дочь в рыжую макушку и сочувственно улыбнулась. — Я не хочу это повторять, Джинни, но в следующий раз перед тем как выступать припомни, что ты ещё не слишком большая для маминой щётки и очень не скоро будешь.
— Никаких выступлений! Обещаю, — поспешно ответила Джинни сквозь слёзы, обнимая маму в ответ.
Так прошло с минуту или две, а потом миссис Уизли объявила «А теперь – марш в угол!» , и Джинни, хорошо знавшая этот порядок, со вздохом слезла с маминых колен и прошаркала в угол. Молли вышла, и Джинни осталась стоять, положив руки на затылок, переминаться с ноги на ногу, шмыгая носом, смотреть на пузырящиеся старые обои и думать о своём поведении – и о том, как отчаянно хочется потереть горящую попу…
А минут через пять дверь за её спиной отворилась.
— О господи, Джинни! Что… - пробормотала поражённая Гермиона, увидев голую пунцовую задницу подруги и соседки по комнате.
Джинни вздрогнула и закусила губу. Но стоять в углу ей оставалось ещё минут десять, так что юная Уизли, покраснев до корней рыжих волос, только выдавила пристыженно:
— У нас с мамой был… серьёзный разговор. Не говори Гарри, пожалуйста…
А десять минут спустя Гермиона помогла подруге нанести обычный маггловский смягчающий крем на пострадавшие места, а к тому времени, как Джинни умылась и немного привела себя в порядок, вернулись её папа и Гарри – полностью оправданный!
Ликование по этому поводу помогло Джинни почти забыть о «серьёзном разговоре» и первом знакомстве с маминой расческой. Разве что за праздничным столом девушка очень много ёрзала – но, к счастью, Гарри был слишком счастлив, чтоб заметить это, а члены семейства Уизли только с пониманием переглянулись.