Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Над скользкими, пористыми камнями Юггота поднялась луна Т'лкилликх, озарив их своим нездоровым зеленоватым сиянием, который скорее плодил тени, искажающие всё вокруг, чем приносил чёткость очертаний. Свет этот, напоминающий о гнилушках, будто исходил из иного мира, - да и откуда ещё, ведь звёзды едва мерцали над Югготом, не давая и малой толики света, который отражал этот деформированный осколок скалы, напоминавший бы человеческое лицо, если б на миллиарды миль вокруг был хоть один человек.
О нет, то было отражение иных светил из чуждых миров, светил зловещих и омерзительных, предназначенных сиять над искажёнными пейзажами, по которым шествуют гиганты, слишком уродливые, чтоб их вообразить. Глаза помешанных богов, поблёскивающие в вековечной тьме до-творения, источая невообразимое безумие. Где-то в мирах, во всём чуждых известной нам вселенной, звёзды, двигаясь по неевклидовым орбитам, впервые за многие эоны заняли особое, верное положение.
Поднимая вверх подрагивающие головы-отростки, ми-го тревожно защёлкали клешнями, ощутив сияние щупальцеподобных протуберанцев, пульсировавших теперь вокруг Т'лкилликх. Шелест и посвистывания унисоном вознеслись к луне и выше - Йог-Сотота прославляли в честь знамения безграничного ужаса...
Картинка
Эмили вообще не выносила платья. В них неудобно было бегать, а уж тем более - лазать, и драться тоже, а ведь платья вызывали даже у уже не раз побитых приятелей и недругов соблазн дразнить её девчонкой, так что драться было насущной необходимостью (и как мама этого не понимает?). Но после долгих уговоров, объяснений, как приятно будет тёте Джейн увидеть племянницу на своём дне рождения в том платье, что она прислала, что на праздник надо идти нарядной, что, в конце концов, все джинсы как раз оказались в стирке и к отъезду не высохнут, Эмили согласилась одеться, как того желали родители, ведь она была доброй девочкой.
Но когда она увидела это... Мало того, что платьице состояло почти целиком из бантиков, рюшечек и оборочек, мало того, что оно было тошнотворно, невообразимо розовым, так к нему ещё прилагался чепчик в виде свиного пяточка! К несчастью, отступать было уже поздно - получив при попытке надет на неё этот кошмар в живот крепкой пяточкой, папа напомнил вопящей и вырывающейся Эмили, что та дала слово. А слово не держат только самые мерзкие предатели, это-то Эмили точно знала. И теперь она стояла в розовом-розовом платьице, пятачок поминутно сползал ей на глаза, и страшно хотелось саму себя дразнить, да и трёпку задать, какую заслуживает всякий, напяливший на себя поросячьи кружавчики. Да когда летом шорты зацепились за сучок, и Эмили из них выпала, ей и в половину не было так стыдно!
А что ещё хуже, близкие родственники, дальние родственники, приятели близких и дальних родственников, родственники приятелей дальних родственников и все прочие гости поминутно издавали при виде Эмили умилённые вздохи, норовили погладить её по голове, пощипать (довольно болезненно) за щёки, потыкать под рёбра и вообще всячески вторгнуться в её личное пространство, при этом издавая идиотические (взрослея, люди явно глупеют; Эмили не видала ни одного ровесника, который так бы говорил) восклицания вроде "Ути-пути!", "Кто у нас такая лапочка, кто такая прелесть?", "Ах ты маленький ангелочек!", "Ах ты поросёночек, так бы съела тебя!". Короче говоря, у Эмили не было и шанса забыть о своём позоре хоть на мгновение.
Лишь одно поддерживало в ней силы. Мама попросила её помочь с пуншем для праздничного стола как раз вскоре после того как Эмили нашла под ванной у тёти большой пакет порошка с надписью "Слабительное"...
Картинка
Незабудка тайно нравилась реполову уже давно. Он часто прятался за листочком бузины, глядя, как она умывается в капле росы или укладывает свои чудесные, зелёные, как лист подорожника и розовые, как спелая малина, волосы, глядясь в блестящую спинку дружелюбной бронзовки. Он очень старался, чтоб его чувств никто не заметил, но, конечно, приятели как-то углядели, что Реполов провожает взглядом гордую феечку всякий раз, как она порхала мимо. Парень, скрывавший свой восторг исключительно от робости, был поражён, что его чувств не оценили - по мнению товарищей, у его возлюбленной был слишком вздёрнутый нос, недостаточно изящная фигура, не такие длинные ноги, как, например, у Чайной Розочки, и даже крылышки были скучные и одноцветные. Поражённый столь нелепыми заявлениями в самое сердце (ну, не то чтоб нос Незабудки не был вздёрнутым, но это был самый очаровательный нос на свете), Реполов, от гнева пыхтя на лету как майский жук, улетел от смеющейся компании.
И, вот удача, увидел незабудку, деловито собирающую чернику. Крепкие руки чуть напрягались, отрывая ягоды от прочных стебельков, крылышки лазорево трепетали за спиной, и юноша, краснея и забывая дышать, надолго погрузился в это зрелище... Но потом заметил всё же ползущую по ветви рядом с феечкой тлю и бросился защищать любимую. Если мысли заняты прекрасной девушкой, то задуматься, что тли в жизни ни на кого не нападали, может быть непосильной задачей...
Тупое насекомое не думало ни защищаться, ни уклоняться (и вообще едва ли поняло, что происходит), а вот Реполов, разогнавшись в порыве героизма сверх меры, не только толкнул зелёного толстяка, но и перекувырнулся через тлю сам, врезавшись в ствол черничного куста вверх ногами. Отсюда он мог наблюдать, как перевёрнутая Незабудка хохочет так, что её прелестное личико раскраснелось, а идеальные (а не слишком длинные по какой-то кузнечиковой моде!) ножки брыкали воздух... И был юный фей совершенно счастлив.
Картинка
О нет, то было отражение иных светил из чуждых миров, светил зловещих и омерзительных, предназначенных сиять над искажёнными пейзажами, по которым шествуют гиганты, слишком уродливые, чтоб их вообразить. Глаза помешанных богов, поблёскивающие в вековечной тьме до-творения, источая невообразимое безумие. Где-то в мирах, во всём чуждых известной нам вселенной, звёзды, двигаясь по неевклидовым орбитам, впервые за многие эоны заняли особое, верное положение.
Поднимая вверх подрагивающие головы-отростки, ми-го тревожно защёлкали клешнями, ощутив сияние щупальцеподобных протуберанцев, пульсировавших теперь вокруг Т'лкилликх. Шелест и посвистывания унисоном вознеслись к луне и выше - Йог-Сотота прославляли в честь знамения безграничного ужаса...
Картинка
Эмили вообще не выносила платья. В них неудобно было бегать, а уж тем более - лазать, и драться тоже, а ведь платья вызывали даже у уже не раз побитых приятелей и недругов соблазн дразнить её девчонкой, так что драться было насущной необходимостью (и как мама этого не понимает?). Но после долгих уговоров, объяснений, как приятно будет тёте Джейн увидеть племянницу на своём дне рождения в том платье, что она прислала, что на праздник надо идти нарядной, что, в конце концов, все джинсы как раз оказались в стирке и к отъезду не высохнут, Эмили согласилась одеться, как того желали родители, ведь она была доброй девочкой.
Но когда она увидела это... Мало того, что платьице состояло почти целиком из бантиков, рюшечек и оборочек, мало того, что оно было тошнотворно, невообразимо розовым, так к нему ещё прилагался чепчик в виде свиного пяточка! К несчастью, отступать было уже поздно - получив при попытке надет на неё этот кошмар в живот крепкой пяточкой, папа напомнил вопящей и вырывающейся Эмили, что та дала слово. А слово не держат только самые мерзкие предатели, это-то Эмили точно знала. И теперь она стояла в розовом-розовом платьице, пятачок поминутно сползал ей на глаза, и страшно хотелось саму себя дразнить, да и трёпку задать, какую заслуживает всякий, напяливший на себя поросячьи кружавчики. Да когда летом шорты зацепились за сучок, и Эмили из них выпала, ей и в половину не было так стыдно!
А что ещё хуже, близкие родственники, дальние родственники, приятели близких и дальних родственников, родственники приятелей дальних родственников и все прочие гости поминутно издавали при виде Эмили умилённые вздохи, норовили погладить её по голове, пощипать (довольно болезненно) за щёки, потыкать под рёбра и вообще всячески вторгнуться в её личное пространство, при этом издавая идиотические (взрослея, люди явно глупеют; Эмили не видала ни одного ровесника, который так бы говорил) восклицания вроде "Ути-пути!", "Кто у нас такая лапочка, кто такая прелесть?", "Ах ты маленький ангелочек!", "Ах ты поросёночек, так бы съела тебя!". Короче говоря, у Эмили не было и шанса забыть о своём позоре хоть на мгновение.
Лишь одно поддерживало в ней силы. Мама попросила её помочь с пуншем для праздничного стола как раз вскоре после того как Эмили нашла под ванной у тёти большой пакет порошка с надписью "Слабительное"...
Картинка
Незабудка тайно нравилась реполову уже давно. Он часто прятался за листочком бузины, глядя, как она умывается в капле росы или укладывает свои чудесные, зелёные, как лист подорожника и розовые, как спелая малина, волосы, глядясь в блестящую спинку дружелюбной бронзовки. Он очень старался, чтоб его чувств никто не заметил, но, конечно, приятели как-то углядели, что Реполов провожает взглядом гордую феечку всякий раз, как она порхала мимо. Парень, скрывавший свой восторг исключительно от робости, был поражён, что его чувств не оценили - по мнению товарищей, у его возлюбленной был слишком вздёрнутый нос, недостаточно изящная фигура, не такие длинные ноги, как, например, у Чайной Розочки, и даже крылышки были скучные и одноцветные. Поражённый столь нелепыми заявлениями в самое сердце (ну, не то чтоб нос Незабудки не был вздёрнутым, но это был самый очаровательный нос на свете), Реполов, от гнева пыхтя на лету как майский жук, улетел от смеющейся компании.
И, вот удача, увидел незабудку, деловито собирающую чернику. Крепкие руки чуть напрягались, отрывая ягоды от прочных стебельков, крылышки лазорево трепетали за спиной, и юноша, краснея и забывая дышать, надолго погрузился в это зрелище... Но потом заметил всё же ползущую по ветви рядом с феечкой тлю и бросился защищать любимую. Если мысли заняты прекрасной девушкой, то задуматься, что тли в жизни ни на кого не нападали, может быть непосильной задачей...
Тупое насекомое не думало ни защищаться, ни уклоняться (и вообще едва ли поняло, что происходит), а вот Реполов, разогнавшись в порыве героизма сверх меры, не только толкнул зелёного толстяка, но и перекувырнулся через тлю сам, врезавшись в ствол черничного куста вверх ногами. Отсюда он мог наблюдать, как перевёрнутая Незабудка хохочет так, что её прелестное личико раскраснелось, а идеальные (а не слишком длинные по какой-то кузнечиковой моде!) ножки брыкали воздух... И был юный фей совершенно счастлив.
Картинка
-
-
18.07.2012 в 21:44Особенно первое. Видно, что эта тематика тебе намного ближе. Божественно ужасно.
Ну и последнее просто мимимимилая фейская зарисовка. Чудесно *_____*
-
-
18.07.2012 в 23:16-
-
27.07.2012 в 15:53-
-
27.07.2012 в 16:13