Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Вообще-то я хотел по тетралогии Рика Янси что-то серьёзное и психологичное... and then my hand slipped. Oh well.
Фэндом: серия "Монстролог" Рика Янси (и ещё кое-что... вы заметите)
Рейтинг: G (пока)
Жанры: джен, POV,
Статус: в процессе
1856 словЯ пробудился от учтивого, но чёткого и громкого стука в дверь и уже поспешно засовывал ноги в ботинки, когда по дому разнеслось пронзительное: «Уилл Генри!! Стучат! Пошевеливайся!». За четыре года жизни на Харрингтон Лэйн я уже привык к режиму сна урывками и ночным посетителям, привык я и к вещам намного худшим, так что доктор мог бы меня и не подгонять. Но вот уже почти неделю у монстролога длился очередной период хандры, а значит, ему не требовалось особых причин, чтоб прикрикнуть на своего протеже.
- Кто там? – спросил я, бегом спустившись со своего чердака к входной двери. В ночных посетителях не было ничего необычного, но посетители Пеллинора Уорторопа могли быть и нежелательными.
- Ммм, Уильям?.. Ты ученик Пеллинора, не так ли? – раздался из-за двери удивительно мелодичный голос с отточенным произношением, какое практически не встречается за пределами дорогих и старомодных университетов. – Я ваш коллега, Лютвидж Чешир. Прошу, впусти меня, ибо у меня потрясающее предложение для твоего patron.
После секундного раздумья я убедился, что имя мне знакомо – я видел Чешира на конгрессах монстрологов, когда бывал там вместе с доктором, хотя, кажется, Уортроп никогда не обменивался с ним больше, чем несколькими дежурными фразами. От кого-то – скорее всего. От профессора фон Хельрунга, - я узнал, что этот господин был известен в монстрологическом сообществе под прозвищем Благозвон, полученном не только за красивый голос, но и за редкий дар рассказывать истории, будь то салонные анекдоты или его собственные приключения на почве аберрантной биологии. В глазах фон Хельрунга это было несомненным достоинством, но я понимал, почему мой наставник избегал общества человека, известного болтливостью и склонностью поэтизировать свою профессию. Пеллинору Уортропу вполне хватало его самого.
Так или иначе, сейчас Благозвон стоял у нас на пороге свете нарождающейся луны, и прогонять его было бы неуместно.
- Прошу вас, входите. Я оповещу доктора, - произнёс я не слишком, боюсь, радушно, пропуская его внутрь, и вновь поплелся наверх, в комнату монстролога, по пути протирая глаза и стараясь зевать так, чтоб этого не было видно со спины.
Уортороп валялся в своей смятой постели так же, как я оставил его несколько часов назад после безуспешных попыток впихнуть в него приготовленное на ужин рагу. В комнате стоял душный запах немытого тела. Свет, проникший через приотворенную мною дверь, выхватил из тени помутневшие от безделья и жалости к себе глаза доктора с глубокими тёмными мешками под ними – хотя Уортроп и проводил в кровати целые дни, он почти не спал.
- Кого там принесло, Уилл Генри? – осведомился он таким тоном, будто знал – никого хорошего к его порогу принести не могло, а я несу личную ответственность за этот нежелательный визит.
- Это мистер Чешир, доктор. Лютвидж Чешир… он говорит, у него к вам какое-то предложение.
С минуту Уортроп бессмысленно смотрел в потолок, и я уже усомнился, услышал ли он меня и не задремал ли с полуоткрытыми глазами. Но, наконец, он издал тот же раздраженно-покорный вздох, каким отвечал на мои вопросы и замечания, казавшиеся доктору глупыми (то есть на большую их часть).
- Что ж, с этим, вероятно, ничего не поделать… По крайней мере, приготовь нам чаю, Уилл Генри, не стой столбом!
Я хотел было сказать доктору, что не стоит выходить к гостю, пусть и незваному, в мятых рубашке и брюках, в которых он валялся в постели несколько дней кряду, но после этого замечания, брошенного так, будто я должен был предсказать приход Благозвона и приготовить чай заранее, у меня отпало всякое желание проявлять дополнительную заботу о докторе. Я продолжал оставаться его незаменимым помощником, но с тех пор, как он бросил меня и уехал в Англию, с тех пор как я впервые за несколько лет побыл чем-то – кем-то! – кроме ученика монстролога, я заметил, что подобные нападки стали меня всё больше раздражать. В детстве главным было то, что я не мог бы обойтись без доктора, так что я послушно проглатывал все придирки, но в последний год я осознал, что это Уортроп не мог бы обойтись без меня… так почему бы ему не проявить хоть каплю уважения?
Словом, я молча спустился на кухню и занялся приготовлением чая. Когда я вошёл с подносом в гостиную, Чешир и Уортроп уже сидели у камина, что-то напряженно обсуждая. Доктор без моей подсказки всё-таки переоделся, а судя по блеску в его глазах, период апатии подошёл к концу, хотя лицо монстролога и выражало скепсис. В свете камина я впервые смог толком рассмотреть Лютвиджа Чешира, внешность которого, признаться, не отпечаталась у меня в памяти после конгрессов Ассоциации Монстрологов. Это был высокий и широкоплечий человек с очень прямой осанкой, несколько диспропорциональным (и гладко выбритым) подбородком и очень светлыми волосами, отчего, казалось, над небольшими глазами вовсе не было бровей. Едва ли кто-то назвал бы Благозвона привлекательным, но на свой манер он обладал впечатляющей внешностью. Рядом с взъерошенным, небритым и узколицым доктором Уортропом он смотрелся одновременно неуместно и фундаментально.
- …ничем не подтвержденный миф, и вам это известно, - отрезал доктор, но я по его тону сразу почувствовал, что Уортроп хотел тем самым не закончить разговор, а подогреть его и услышать опровержение своим словам.
- Может быть, до сих пор не подтверждённый. Но, Уортроп, я привёз вам три свидетельства, пусть косвенных. Но разве можно считать три независимых сообщения ничего не значащими, разве можно отбросить их, исходя из априорной уверенности, что его не существует? Это не подход истинного монстролога, Уортроп! – Благозвон говорил мягко и вместе с тем страстно, его голос, хоть и негромкий, казалось, заполнял всю комнату, и я не мог не признать, что прозвище ему дали меткое.
Уортроп взял с подноса, который я опустил на столик между монстрологами, чашку и отхлебнул свежезаваренного дарджилинга. По его лицу ничего нельзя было прочесть, зато на лице Чешира, пока доктор делал глоток за глотком, всё яснее читалось нетерпение.
- Не буду отрицать, что ваши данные представляют определённый интерес, - наконец, произнёс Уортроп, - однако вы предлагаете весьма длительное, затратное и, отмечу, небезопасное путешествие, положив на часу весов лишь их против более чем столетнего и почти единодушного убеждения аберрантных биологов в том, что эта тварь, кстати, очень плохо описанная, - не более чем слух, или, скорее, ошибка. Вероятнее всего, Кэрролл и Доджсон, не имея ещё разработанного классификационного аппарата и получив об этом создании неточные и неполные сведения, описали попросту Basiliscus regulus vulg. или какого-то из представителей рода Opletaius…
Уортроп развивал свою мысль хорошо знакомым мне лекторским тоном, одновременно жадно уплетая свои любимые булочки – уговорить его поесть мне в прошлый раз удалось ещё два дня назад, а сейчас аппетит и бодрость явно возвращались к монстрологу. Благозвон выглядел разочарованным, но я, знавший доктора куда лучше, понимал, что наш ночной гость был близок к успеху. При всём его нарочитом рационализме, при всём презрении к поэзии и порождаемым ею фантазиям Пеллинор Уортроп был романтиком. Конечно, он не лгал, говоря, что занимается монстрологией из любви к истине и чистой науке, и он дал этой науке больше, чем любой из её адептов до него, но какая-то часть доктора всегда воспринимала монстрологию, как продолжение дела античных героев и рыцарей Камелота, как героический труд по обживанию ойкумены и сражению с тёмными ужасами её самых диких уголков. Завершившаяся полгода назад погоня за магнификумом, ставшая величайшим триумфом Уортропа на монстрологическом поприще, нанесла болезненный удар именно этой, романтической стороне его натуры. Да, Уортроп-учёный разрешил величайшую загадку аберрантной биологии, описал Typhoeus magnificum и спас тысячи, если не миллионы человеческих жизней; но Уортроп-романтик на месте своего Зверя Рыкающего нашёл лишь ироничную и оскорбительную шутку природы, заразу, а не чудовище. Я не знал, какую сомнительную даже по меркам монстрологии тварь чаял найти Лютвидж Чешир, но если она могла стать символическим чудовищем из чудовищ, если она могла компенсировать разочарование от истинной природы магнификума, то Уортроп её жаждал. Эту лекцию он читал не приунывшему Благозвону и, конечно, не застывшему в тени и старающемуся не зевать Уиллу Генри, о присутствии которого доктор наверняка уже забыл, - нет, монстролог убеждал сам себя.
Но Лютвидж Чешир этого не знал.
- Что ж, Уортроп, - выдохнул он, нахмурившись, пока доктор был занят третьей булочкой подряд, - я обратился с этой информацией в первую очередь к вам, поскольку безмерно уважаю ваш вклад в науку, которой мы оба преданно служим. Более того, я был уверен, что ваше участие в поисках станет для нас верным залогом триумфа. Но я не собираюсь отказываться от столь редкого шанса из-за вашего скептицизма. Если вы твёрдо уверены в бессмысленности поисков Snark bj., то мне придётся обратиться к коллегам с более гибкими взглядами. Прошу прощения.
Благозвон отставил чашку, из которой, впрочем, даже не пил, и явно приготовился откланяться. Это стало для Уортропа последней каплей – если доктор и рискнул бы упустить шанс найти уникальную загадочную тварь, то рисковать тем, что это открытие сделает кто-то другой, он точно не мог. Я увидел хорошо знакомый мне блеск в глазах Уортропа и понял, что эго монстролога решило дело.
- Да постойте же, Лютвидж… - выдохнул он нарочито утомлённо, будто его коллега проявил детскую нетепрпеливость безо всякой на то причины. – Ну даже если Snark существует, с кем вы его будете искать? С этим недоумком Уолкером? Это же смешно, он бы и Serpens pinnatus в России вряд ли нашёл бы.
Чешир застыл, чуть приподнявшись из кресла, и поднял свою почти невидимую бровь, явно смущённый переменами в настроении доктора. Когда-то и я недоумевал в таких случаях, будучи, к тому же, всего лишь напуганным ребёнком; теперь же я лишь с интересом наблюдал за гостем, заранее представляя, что будет дальше.
И я не ошибся.
- Не могу сказать, что обнаруженные вами свидетельства вполне убедительны, Лютвидж, - продолжил Уортроп, опять прихлёбывая чай (не сомневаюсь – отчасти и для того, чтоб скрыть смущение, ведь во многом он оставался совершенным ребёнком), - но сделать окончательный вывод можно будет лишь после всестороннего исследования, проведённого на месте. Если вы отправитесь в эту экспедицию без достаточной подготовки или в сопровождении некомпетентного бездаря, результаты такой поездки ничего не подтвердят и не опровергнут. Так что я должен отправиться туда хоть бы для того, чтоб окончательно доказать - Snark bj. есть не более чем ошибка в классификации.
Благозвон вновь удобно расположился в потёртом кресле и отхлебнул чаю, над которым уже давно перестал подниматься пар. Наш гость явно не вполне понимал, что только что произошло, но он заполучил Уортропа – его репутацию, его познания, его деньги (подозреваю, это в действительности стояло отнюдь не на последнем месте), и этого Лютвиджу Чеширу было пока что достаточно.
Взгляд доктора меж тем обратился на меня, и Уортроп нахмурился.
- Ну и что же ты стоишь столбом, Уилл Генри?! Разве ты не слышал – мы собираемся в экспедицию. Так не трать попусту время, а лучше начинай готовиться. Упакуй достаточно свечей, консервированный горох, хорошую дубинку… Я составлю полный список. Да не стой же, пошевеливайся! Кое-что ты и без списка сообразишь собрать не так ли? Или я потратил четыре года на тебя совсем впустую? Я так не думаю, Уилл Генри, а значит – поторапливайся!
Я мог бы сказать, что это я потратил четыре года на него, на его бесконечные требования и капризы, что я лишился из-за него детства, пальца и чего-то ещё, - тог, что не даёт нормальным людям падать с края диска, - но я лишь молча поклонился и ушёл на кухню, унося с собой чайник с остатками дарджилинга. Уже там, вне поля зрения доктора, я наполнил настоявшейся заваркой свою личную, чуть выщербленную кружку и осушил её несколькими глотками. Этой ночью мне удалось поспать часа три, не больше, и со сборами мне явно уже не придётся лечь снова.
А я до сих пор даже не знал, куда мы отправлялись…
Фэндом: серия "Монстролог" Рика Янси (и ещё кое-что... вы заметите)
Рейтинг: G (пока)
Жанры: джен, POV,
Статус: в процессе
1856 словЯ пробудился от учтивого, но чёткого и громкого стука в дверь и уже поспешно засовывал ноги в ботинки, когда по дому разнеслось пронзительное: «Уилл Генри!! Стучат! Пошевеливайся!». За четыре года жизни на Харрингтон Лэйн я уже привык к режиму сна урывками и ночным посетителям, привык я и к вещам намного худшим, так что доктор мог бы меня и не подгонять. Но вот уже почти неделю у монстролога длился очередной период хандры, а значит, ему не требовалось особых причин, чтоб прикрикнуть на своего протеже.
- Кто там? – спросил я, бегом спустившись со своего чердака к входной двери. В ночных посетителях не было ничего необычного, но посетители Пеллинора Уорторопа могли быть и нежелательными.
- Ммм, Уильям?.. Ты ученик Пеллинора, не так ли? – раздался из-за двери удивительно мелодичный голос с отточенным произношением, какое практически не встречается за пределами дорогих и старомодных университетов. – Я ваш коллега, Лютвидж Чешир. Прошу, впусти меня, ибо у меня потрясающее предложение для твоего patron.
После секундного раздумья я убедился, что имя мне знакомо – я видел Чешира на конгрессах монстрологов, когда бывал там вместе с доктором, хотя, кажется, Уортроп никогда не обменивался с ним больше, чем несколькими дежурными фразами. От кого-то – скорее всего. От профессора фон Хельрунга, - я узнал, что этот господин был известен в монстрологическом сообществе под прозвищем Благозвон, полученном не только за красивый голос, но и за редкий дар рассказывать истории, будь то салонные анекдоты или его собственные приключения на почве аберрантной биологии. В глазах фон Хельрунга это было несомненным достоинством, но я понимал, почему мой наставник избегал общества человека, известного болтливостью и склонностью поэтизировать свою профессию. Пеллинору Уортропу вполне хватало его самого.
Так или иначе, сейчас Благозвон стоял у нас на пороге свете нарождающейся луны, и прогонять его было бы неуместно.
- Прошу вас, входите. Я оповещу доктора, - произнёс я не слишком, боюсь, радушно, пропуская его внутрь, и вновь поплелся наверх, в комнату монстролога, по пути протирая глаза и стараясь зевать так, чтоб этого не было видно со спины.
Уортороп валялся в своей смятой постели так же, как я оставил его несколько часов назад после безуспешных попыток впихнуть в него приготовленное на ужин рагу. В комнате стоял душный запах немытого тела. Свет, проникший через приотворенную мною дверь, выхватил из тени помутневшие от безделья и жалости к себе глаза доктора с глубокими тёмными мешками под ними – хотя Уортроп и проводил в кровати целые дни, он почти не спал.
- Кого там принесло, Уилл Генри? – осведомился он таким тоном, будто знал – никого хорошего к его порогу принести не могло, а я несу личную ответственность за этот нежелательный визит.
- Это мистер Чешир, доктор. Лютвидж Чешир… он говорит, у него к вам какое-то предложение.
С минуту Уортроп бессмысленно смотрел в потолок, и я уже усомнился, услышал ли он меня и не задремал ли с полуоткрытыми глазами. Но, наконец, он издал тот же раздраженно-покорный вздох, каким отвечал на мои вопросы и замечания, казавшиеся доктору глупыми (то есть на большую их часть).
- Что ж, с этим, вероятно, ничего не поделать… По крайней мере, приготовь нам чаю, Уилл Генри, не стой столбом!
Я хотел было сказать доктору, что не стоит выходить к гостю, пусть и незваному, в мятых рубашке и брюках, в которых он валялся в постели несколько дней кряду, но после этого замечания, брошенного так, будто я должен был предсказать приход Благозвона и приготовить чай заранее, у меня отпало всякое желание проявлять дополнительную заботу о докторе. Я продолжал оставаться его незаменимым помощником, но с тех пор, как он бросил меня и уехал в Англию, с тех пор как я впервые за несколько лет побыл чем-то – кем-то! – кроме ученика монстролога, я заметил, что подобные нападки стали меня всё больше раздражать. В детстве главным было то, что я не мог бы обойтись без доктора, так что я послушно проглатывал все придирки, но в последний год я осознал, что это Уортроп не мог бы обойтись без меня… так почему бы ему не проявить хоть каплю уважения?
Словом, я молча спустился на кухню и занялся приготовлением чая. Когда я вошёл с подносом в гостиную, Чешир и Уортроп уже сидели у камина, что-то напряженно обсуждая. Доктор без моей подсказки всё-таки переоделся, а судя по блеску в его глазах, период апатии подошёл к концу, хотя лицо монстролога и выражало скепсис. В свете камина я впервые смог толком рассмотреть Лютвиджа Чешира, внешность которого, признаться, не отпечаталась у меня в памяти после конгрессов Ассоциации Монстрологов. Это был высокий и широкоплечий человек с очень прямой осанкой, несколько диспропорциональным (и гладко выбритым) подбородком и очень светлыми волосами, отчего, казалось, над небольшими глазами вовсе не было бровей. Едва ли кто-то назвал бы Благозвона привлекательным, но на свой манер он обладал впечатляющей внешностью. Рядом с взъерошенным, небритым и узколицым доктором Уортропом он смотрелся одновременно неуместно и фундаментально.
- …ничем не подтвержденный миф, и вам это известно, - отрезал доктор, но я по его тону сразу почувствовал, что Уортроп хотел тем самым не закончить разговор, а подогреть его и услышать опровержение своим словам.
- Может быть, до сих пор не подтверждённый. Но, Уортроп, я привёз вам три свидетельства, пусть косвенных. Но разве можно считать три независимых сообщения ничего не значащими, разве можно отбросить их, исходя из априорной уверенности, что его не существует? Это не подход истинного монстролога, Уортроп! – Благозвон говорил мягко и вместе с тем страстно, его голос, хоть и негромкий, казалось, заполнял всю комнату, и я не мог не признать, что прозвище ему дали меткое.
Уортроп взял с подноса, который я опустил на столик между монстрологами, чашку и отхлебнул свежезаваренного дарджилинга. По его лицу ничего нельзя было прочесть, зато на лице Чешира, пока доктор делал глоток за глотком, всё яснее читалось нетерпение.
- Не буду отрицать, что ваши данные представляют определённый интерес, - наконец, произнёс Уортроп, - однако вы предлагаете весьма длительное, затратное и, отмечу, небезопасное путешествие, положив на часу весов лишь их против более чем столетнего и почти единодушного убеждения аберрантных биологов в том, что эта тварь, кстати, очень плохо описанная, - не более чем слух, или, скорее, ошибка. Вероятнее всего, Кэрролл и Доджсон, не имея ещё разработанного классификационного аппарата и получив об этом создании неточные и неполные сведения, описали попросту Basiliscus regulus vulg. или какого-то из представителей рода Opletaius…
Уортроп развивал свою мысль хорошо знакомым мне лекторским тоном, одновременно жадно уплетая свои любимые булочки – уговорить его поесть мне в прошлый раз удалось ещё два дня назад, а сейчас аппетит и бодрость явно возвращались к монстрологу. Благозвон выглядел разочарованным, но я, знавший доктора куда лучше, понимал, что наш ночной гость был близок к успеху. При всём его нарочитом рационализме, при всём презрении к поэзии и порождаемым ею фантазиям Пеллинор Уортроп был романтиком. Конечно, он не лгал, говоря, что занимается монстрологией из любви к истине и чистой науке, и он дал этой науке больше, чем любой из её адептов до него, но какая-то часть доктора всегда воспринимала монстрологию, как продолжение дела античных героев и рыцарей Камелота, как героический труд по обживанию ойкумены и сражению с тёмными ужасами её самых диких уголков. Завершившаяся полгода назад погоня за магнификумом, ставшая величайшим триумфом Уортропа на монстрологическом поприще, нанесла болезненный удар именно этой, романтической стороне его натуры. Да, Уортроп-учёный разрешил величайшую загадку аберрантной биологии, описал Typhoeus magnificum и спас тысячи, если не миллионы человеческих жизней; но Уортроп-романтик на месте своего Зверя Рыкающего нашёл лишь ироничную и оскорбительную шутку природы, заразу, а не чудовище. Я не знал, какую сомнительную даже по меркам монстрологии тварь чаял найти Лютвидж Чешир, но если она могла стать символическим чудовищем из чудовищ, если она могла компенсировать разочарование от истинной природы магнификума, то Уортроп её жаждал. Эту лекцию он читал не приунывшему Благозвону и, конечно, не застывшему в тени и старающемуся не зевать Уиллу Генри, о присутствии которого доктор наверняка уже забыл, - нет, монстролог убеждал сам себя.
Но Лютвидж Чешир этого не знал.
- Что ж, Уортроп, - выдохнул он, нахмурившись, пока доктор был занят третьей булочкой подряд, - я обратился с этой информацией в первую очередь к вам, поскольку безмерно уважаю ваш вклад в науку, которой мы оба преданно служим. Более того, я был уверен, что ваше участие в поисках станет для нас верным залогом триумфа. Но я не собираюсь отказываться от столь редкого шанса из-за вашего скептицизма. Если вы твёрдо уверены в бессмысленности поисков Snark bj., то мне придётся обратиться к коллегам с более гибкими взглядами. Прошу прощения.
Благозвон отставил чашку, из которой, впрочем, даже не пил, и явно приготовился откланяться. Это стало для Уортропа последней каплей – если доктор и рискнул бы упустить шанс найти уникальную загадочную тварь, то рисковать тем, что это открытие сделает кто-то другой, он точно не мог. Я увидел хорошо знакомый мне блеск в глазах Уортропа и понял, что эго монстролога решило дело.
- Да постойте же, Лютвидж… - выдохнул он нарочито утомлённо, будто его коллега проявил детскую нетепрпеливость безо всякой на то причины. – Ну даже если Snark существует, с кем вы его будете искать? С этим недоумком Уолкером? Это же смешно, он бы и Serpens pinnatus в России вряд ли нашёл бы.
Чешир застыл, чуть приподнявшись из кресла, и поднял свою почти невидимую бровь, явно смущённый переменами в настроении доктора. Когда-то и я недоумевал в таких случаях, будучи, к тому же, всего лишь напуганным ребёнком; теперь же я лишь с интересом наблюдал за гостем, заранее представляя, что будет дальше.
И я не ошибся.
- Не могу сказать, что обнаруженные вами свидетельства вполне убедительны, Лютвидж, - продолжил Уортроп, опять прихлёбывая чай (не сомневаюсь – отчасти и для того, чтоб скрыть смущение, ведь во многом он оставался совершенным ребёнком), - но сделать окончательный вывод можно будет лишь после всестороннего исследования, проведённого на месте. Если вы отправитесь в эту экспедицию без достаточной подготовки или в сопровождении некомпетентного бездаря, результаты такой поездки ничего не подтвердят и не опровергнут. Так что я должен отправиться туда хоть бы для того, чтоб окончательно доказать - Snark bj. есть не более чем ошибка в классификации.
Благозвон вновь удобно расположился в потёртом кресле и отхлебнул чаю, над которым уже давно перестал подниматься пар. Наш гость явно не вполне понимал, что только что произошло, но он заполучил Уортропа – его репутацию, его познания, его деньги (подозреваю, это в действительности стояло отнюдь не на последнем месте), и этого Лютвиджу Чеширу было пока что достаточно.
Взгляд доктора меж тем обратился на меня, и Уортроп нахмурился.
- Ну и что же ты стоишь столбом, Уилл Генри?! Разве ты не слышал – мы собираемся в экспедицию. Так не трать попусту время, а лучше начинай готовиться. Упакуй достаточно свечей, консервированный горох, хорошую дубинку… Я составлю полный список. Да не стой же, пошевеливайся! Кое-что ты и без списка сообразишь собрать не так ли? Или я потратил четыре года на тебя совсем впустую? Я так не думаю, Уилл Генри, а значит – поторапливайся!
Я мог бы сказать, что это я потратил четыре года на него, на его бесконечные требования и капризы, что я лишился из-за него детства, пальца и чего-то ещё, - тог, что не даёт нормальным людям падать с края диска, - но я лишь молча поклонился и ушёл на кухню, унося с собой чайник с остатками дарджилинга. Уже там, вне поля зрения доктора, я наполнил настоявшейся заваркой свою личную, чуть выщербленную кружку и осушил её несколькими глотками. Этой ночью мне удалось поспать часа три, не больше, и со сборами мне явно уже не придётся лечь снова.
А я до сих пор даже не знал, куда мы отправлялись…
@темы: трэш, угар и содомия, смотрит в книгу - видит..., типа творчество