Сегодня у нас будут персонажи сразу с двух этапов хроники по Технократии, поскольку я ленив, а игроки быстры.
Эпизод третий
For The People Who Are Still AliveЭта арка ознаменовалась тем, что партия убила половину персонажей без всяких провокаций со стороны мастера и к его полному недоумению. Впрочем, это вышло довольно красиво.
Леопольд ТрентСейчас доктор Трент выглядит на цветущие восемнадцать-девятнадцать лет. Он сохранил черты, свойственные ему в том возрасте, - привлекательные, но не прекрасные сверх вероятия, - однако у этого тела отсутствуют любые признаки несовершенства, знакомые Леопольду в его первые восемнадцать лет. Тёмные, чуть волнистые волосы неизменно блестят, на коже - ни прыщика, черты лица - настолько классические, насколько позволяет англосаксонское, а не греческое происхождение, - идеально симметричны и ровны. Прямой нос, не слишком пухлые губы, не слишком крупные и не слишком маленькие тёмно-зелёные глаза. Столь же безупречно-пропорциональное тело. На лице доктора Трента зачастую нельзя усмотреть вовсе никакого выражения - результат полного разграничения внутренней жизни от биологического тела (равно как и упорядочивания этой внутренней жизни, впрочем). Обычно доктор носит аккуратные и столь же мало говорящие, как его лицо, костюмы.
Леопольд родился в семье преуспевающего практикующего врача и с детства знал. что будет заниматься медициной. К тринадцати годам, прочитав все медицинские справочники в доме, Леопольд также понял, что хочет заниматься фундаментальной наукой, а не прикладным врачеванием. Теории мистера Менделя и мистера Дарвина (доктор Трент-старший был не слишком набожен и не стеснялся подавать сыну эту сомнительную "эволюцию" как истину) весьма заинтересовали юного Леопольда, они ещё ждали своего применения в отношении биологии человека, и он был полон решимости это применение найти. Юный мистер Трент блестяще окончил Кембридж одновременно по биологии и медицине и немедленно приступил к научным исследованиям, вызывавшим возмущённое или восхищённое удивление старших коллег. Об экспериментах с дрозофилами он в одном частном разговоре отозвался в духе "но это же самоочевидно! Стоило ли тратить время и силы?". Фактически, исследования магистра Трента были попросту слишком новаторскими - он был на два шага впереди современной ему науки, из-за чего его исследования просто не могли получить широкого признания. Когда он детально описал структуру ДНК за тридцать лет до Ватсона и Крика некий профессор, получивший диссертацию на эту тему на рецензию (и, разумеется, озаботившийся, чтоб эта роба не попала больше ни в чьи руки), предложил Леопольду вступить в престижнейшее объединение учёных в мире, где его идеи смогут оценить. С этого момента доктор Трент занялся генетикой по-настоящему серьёзно. Для начала он - почти случайно, в действительности он скорее вникал в возможности вновь открывшихся перед ним теорий, - создал способ исправлять ряд генетических заболеваний у уже сформировавшегося организма, затем принял живейшее участие в разработке технологии клонирования, ставшей основой стандарта Технократии до настоящего времени. Он следил за результатами происходившего в Германии селекционного эксперимента, но без особого интереса - его внимание привлекали не массы, а индивиды. Трент не переставал внимательно изучать собственный геном, и исследования подтверждали, что он - на редкость талантливая особь. В дальнейшем доктор параллельно выделял различные гены, обуславливающие таланты и выдающиеся способности, и совершенствовал технологии клонирования. В конце пятидесятых пожилой, хоть сохранивший благодаря высококачественной медицине бодрость, Трент впервые клонирует сам себя и меняет тело на молодое и избавленное от некоторых незначительных генетических огрехов. К этому времен он уже Руководитель Научно-Исследовательских Работ и, помимо прочего, следит за тем, чтоб генетика и фундаментальная биология в целом развивались согласно Графика. К конце семидесятых Трент вновь меняет тело; к этому времени он, приложив немало усилий, получил генетический материал всех так или иначе выдающихся людей века и не только выделил ряд генов, обуславливающих гениальность, но и нашёл способ развить природные способности сверх пределов, традиционно указываемых для человека, - именно таким телом он теперь и обзавёлся. С этого момента Леопольд Трент (вскоре ставший Руководителем НИИ и членом Симпозиума Тихоокеанских Штатов) менял тела раз в десятилетие. Сплетня, будто доктор Трент любит заниматься сексом со своими клонами, лжива, однако он действительно любит размышлять в окружении колб с собственными клонами в разных степенях готовности - это вдохновляет и настраивает на нужный лад. Сейчас этот самый влиятельный из находящихся на Земле членов FACADE почти завершил выделение гена, отвечающего за Просвещённость. Он убеждён, что завершение этой работы станет окончательной победой Технократии - достаточно очистить от соответствующего рецессивного гена массы при помощи ретро-вируса и создавать Просвещённых по плану, чтоб Исказители вымерли естественным образом. Разве не чудовищно, что столь часто талант получают недостойные его, а те, кто применили бы его на благо, лишены?.. Это будет исправлено навеки.
Майор Пограничной Службы, Кинфолк, медиум и СпектрЭрика Рассел
Эрика - обладательница идеальной выправки, однако при своей подтянутости достаточно женственна. Нежные черты лица - небольшой носик, красивой формы губы и синие глаза с густыми ресницами, - странно контрастируют с неизменным выражением суровости и бугрящимся на левой щеке шрамом, который не скрывает каре вьющихся светлых волос. Кибернетический протез, заменяющий её правую ногу, в условиях земной гравитации склонен чуть барахлить и двигаться неравномерно. В не обещающих угроз ситуациях (то есть обычно - на встречах с начальством-гражданскими) она носит синий мундир, который ей идёт - и в то же время чётко говорит, что перед вами майор Пограничной Службы. Обычно же Эрика одета в обтягивающий комбинезон с усиленной защитой, идеально подогнанный к боевым действиям в открытом космосе - и в самых разнообразных условиях помимо этого.
Детство Эрики пришлось на время самой позорной войны в истории США, но это не сделало её циничной - только заставило внимательнее приглядываться к лозунгам и жаждать настоящего, действительно героических дел и подлинной борьбы со злом. Впрочем, это оставалось внутренним идеалом, когда она поступала в технологический институт, намереваясь затем работать в сфере ЭВМ. Но в процессе обучения её заметили и начали обучать по более широкому профилю. И, ознакомившись с открывшимися перед ней возможностями, Эрика записалась в Пограничную Службу. Вот фронт, куда посылают не подлые или не понимающие что делают политики, прячущиеся в своих кабинетах, вот война с настоящими чудовищами и во имя безопасности всего человечества! Проходя подготовку, кадет Эрика была полна энтузиазма. Её взгляды несколько изменились после первого сражения - несомненно, она встретилась с чудовищами, но в героических мечтах и в тренировочных лагерях было гораздо меньше разбросанных кишок и безумных воплей. Но кадет Рассел, хоть и извлекла уроки, не думала просить перевода. И у неё была достаточно хорошая реакция, довольно храбрости и сколько нужно здравого смысла чтоб пережить этот бой, и следующий, и ещё один. Там, в космосе, легко расти в званиях, поскольку сослуживцы постоянно гибнут, а опыта за одно сражение набираешься больше, чем большинство гражданских на Земле за всю жизнь. И Эрике доверяли всё большие подразделения, а Эрика раз за разом справлялась с поставленными задачами. Она теряла пару человек там, где другие потеряли бы половину взвода, взвод там, где полегло бы две трети батальона, корабль - останавливая угрозу, с которой казалось невозможным справиться. Начальство это вполне устраивало, а Эрику каждый раз при встрече со штабными выворачивало от того, как растворённые заживо, сожранные изнутри или разорванные на куски ребята превращались у них в "приемлемые потери". С её точки зрения любые потери неприемлемы, и первое, что узнавали новобранцы в её подразделении - "пока вы не готовы отскочить и выстрелить в любой момент - за едой, в сортире или в глубоком сне - вы считаетесь трупами, потому что наверняка ими станете". В итоге кадеты Пограничной Службы поделились на ленивых, которые ни за что не хотели бы служить в подразделении Фурии Рассел, где пять раз в день учебная тревога и тренировки до изнеможения, и умных, которые мечтали попасть под командование Титановой Рассел, в подразделениях которой смертность почти в три раза ниже средней. После последнего массового наступления пришельцев, в котором Рассел на переднем крае обороны потеряла ногу и получила звание майора, число последних значительно увеличилось. За двадцать лет службы на комическом фронтире Эрика Рассел точно выяснила две вещи; во-первых, ими управляют подлые и не понимающие что делают политики, сидящие в безопасных кабинетах; во-вторых, они - действительно единственная защита человечества от ужасных чудовищ. А значит, продолжаем сражаться.
Ральф Маунс
Сейчас Ральф выглядит как отдалённо напоминающая человека (четыре наиболее выраженных конечности по углам туловища, намёк на голову) гора мышц, перекрученных самым невероятным образом. Местами они даже не прикрыты кожей - впрочем, в других местах пучками растёт то ли жёсткий волос, то ли шерсть. Из этих бугрящихся, беспорядочно переплетённых мускулов то тут, то там торчит недоразвитая лапа, неуместный дёргающийся палец, слепой глаз, зубы, похожие на причудливые шипы... То, что осталось от лица молодого человека от левой скулы переходит в оплывший набросок волчьего черепа. Глядя на эту гротескную двухметровую тварь почти невозможно поверить, что всего год назад это был складный молодой человек без малейших признаков чудовищности.
Ральф родился в небольшом городке, где его отец держал бакалейный магазин, и там же провёл большую часть жизни. Разве что иногда (обычно осенью) семья ехала гостит к деду - у того был построенный своими руками домик у озера, в лесистых горах, вдали от цивилизации. Дед был наполовину из суквомиши (его отца привезли из резервации на застройку Сиэтла в качестве неквалифицированной рабочей силы), и по нему, в отличие от следующих поколений, это ещё было видно, а главное - он помнил множество историй, услышанных от отца, и любил их рассказывать. Маленькому Ральфу очень нравились истории о торговле с белыми и войне с другими племенами, и легенды о богах, духах, основателях племени, а особенно - о волке-тотеме, воинственном и благодетельном. Но Ральф рос, и индейские мифы занимали всё меньше места в его жизни, вытесненные бейсболом, оценками, вечеринками, девочками... Вскоре после того, как дедушка умер, увлечение девочками вышло Ральфу боком. Юноша недавно закончил школу, помогал в магазине отцу и заодно подрабатывал на автозаправке - выплачивал кредит за машину, не самую лучшую, но и не со свалки, как у сверстников. Машина много для чего годится, но презервативами, как осознал Ральф через несколько месяцев, тоже стоило бы обзавестись. Люси и её семья сразу заявили, что оставят ребёнка, а Маунс-старший был честным человеком и, хоть и не пришёл в восторг от этой новости, не сомневался, что его сын женится на матери своего ребёнка. Ральф стал работать на заправке в две смены, но после рождения ребёнка денег всё равно едва хватало. И поэтому участие в медицинских исследованиях Ральф счёл неплохим подспорьем бюджету - всего-то за пару анализов да возможность вколоть ему какие-то витамины эти учёные платили столько же, сколько молодой отец зарабатывал за две недели. И когда люди из лаборатории, улыбчивые и в аккуратных костюмах, пришли к нему с предложением поучаствовать, теперь уже амбулаторно, в более комплексных исследованиях, Ральф счёл предложение заманчивым. Ему очень не хотелось быть обузой на шее у семьи, хотелось обеспечивать жену и ребёнка и, честно говоря, хотелось побыть некоторое время подальше от них всех. Поначалу всё было так же, как прежде - уколы, анализы, только теперь в белой герметичной камере. Позже Ральф поймёт из услышанных разговоров лаборантов, что их интересует кровь его прадеда, якобы не просто индейская, а чем-то уникальная, - но это он услышит уже после того, как начнётся жжение в мышцах и станут зубы станут резаться, выталкивая старые. Учёные, которые ставили над ним эксперименты (теперь Ральф узнал, что не может отсюда уйти по своей воле, ни сейчас, ни потом), не смогли выделить его "ген регенерации", или как-то так, так что теперь они решили проводить исследования другого рода - как повлияет на его физиологию долговременная нехватка кислорода или какой процент массы тела он может потерять без угрозы для жизни. Так прошёл год. Когда то, что раньше было Ральфом, однажды обнаружило, что силовое поле вокруг его камеры отключилось, у него было лишь два желания - умереть и убить всех этих ублюдков.
Джульетта Харфорд
Джульетта - субтильная четырнадцатилетняя девочка. Невысокая, очень худенькая (так, что наметившиеся признаки женственности почти незаметны), явственно хрупкая. Бледное лицо обрамляют неровно подстриженные под каре каштановые, слегка вьющиеся волосы. Некогда милое личико несёт печать давней усталости и постоянной боли, под глазами мешки, а сами зелёные глаза потускнели и большей частью устремлены в никуда. Последние полгода её единственная одежда - больничный халатик.
Джульетта с детства видела призраков. Собственно, она не считала это чем-то странным, ведь серые, порой странно выглядящие, иногда забрызганные чем-то бордовым люди всегда были тут, где-то на границе бокового зрения. Её родители, люди образованные и современные, считали рассказы о них проявлениями детской творческой фантазии, неведомых механизмов либидо и суперэго, и не особенно старались разуверить дочь, что она видит мертвецов. А с возрастом, поняв, что это необычно, Джульетта и сама стала меньше говорить о них, так что особых поводов для беспокойства у семьи и не было. Кроме того, в призраках, на взгляд Джульетты, не было ничего интересного - зачастую их можно было заметить лишь мельком, поговорить не получалось, и большинство из них не делали ничего забавного - как тот старичок, что сидел в церкви на самом краю скамейки, или женщина в чёрном, вечно бродящая по детской площадке. Джульетту больше занимали книги, учёба и общение с - правда, немногочисленными, - подружками. После первой менструации Джульетта стала видеть призраков чаще и дольше. Теперь их удавалось рассмотреть не только краем глаза, а порой даже и заговорить с ними. Впрочем, ничего весёлого в этом не было: большей частью мертвецы рассказывали весьма грустные истории, многие требовали от Джульетты помощи, которую она обычно просто не могла оказать (ну серьёзно, кто поверит тринадцатилетке, заявившей об убийстве на основании показаний покойного?). Всё это сильно утомило Джульетту, а ведь приходилось ещё прилежно учиться. Родители заметили подавленное состояние девочки и то, как она избегает социальных контактов (Джульетта просто не хотела посещать новые места, потому что там могли оказаться новые призраки, а ещё - сильно уставала), но и не подумали связать это с её давними выдумками про мёртвых людей. Поэтому предложение того интеллигентного директора закрытой школы для талантливых детей - перевести Джульетту в учебное заведение, где её будут окружать только равные по интеллекту и схожие по интересам сверстники и где преподаватели поймут её особые потребности, показалось им идеальным решением. Джульетта же доверяла родителям, да и девочкой была тихой, так что не стала спорить. Новая школа оказалась красивым старинным особняком и действительно впечатляла; уровень преподавания тут тоже был явственно выше чем в прежней, где Джульетта порой знала, кажется, больше учителя. Правда, новых друзей девочка тут себе не завела, немногочисленные соученики были погружены в себя (и, как позже мимолётно подумала Джульетта, преподаватели мягко ограничивали свободное время, проводимое детьми вместе), но ведь она и сама была такой же. Школьный психолог быстро выяснил, что Джульетта видит призраков, но не стал отправлять её в психушку, как она опасалась, только часто беседовал с ней об этом (Джульетта знала, конечно, что вовсе не бредит и призраки реальны, но также понимала, что взрослые никогда в это не поверят, так что была скорее благодарна за столь мягкую терапию). Утомляемость не прошла, так что через некоторое время ей стали давать какие-то витамины. Но Джульетте совсем не становилось лучше - она иногда видела теперь призраков куда страшнее, чем прежде - как тот человек без кожи или утыканный железнодорожными костылями парень, так что порой ей было страшно засыпать. Так что меньше чем через полгода пребывания в новой школе её по настоянию школьного врача отправили в больницу на исследование и для укрепления организма, как ей объяснили. Исследований было много - анализы и уколы сменяли друг друга так, что даже тихая девочка начала жаловаться, - а вот улучшений - никаких. Напротив, девочка чувствовала себя всё хуже и всё отчётливее видела мертвецов, а тени начали вдруг напоминать мрачные провалы, откуда тянуло холодком. Джульетта отнюдь не была глупой и однажды заявила человеку, регулярно расспрашивавшему её о том, что она видит, явно не из психологических соображений, что не хочет, чтобы на ней ставили опыты и пусть её отправят домой. Единственным результатом стало то, что на койке её закрепили пластиковыми ремнями. Но к этому времени Джульетта и сама с трудом вставала. Её постоянно бил озноб, где-то внутри то разгоралась, то утихала тягучая боль... Когда половинчатая дама объяснила ей, что существование - это бесконечные страдания, и лучше всего покончить с ним для себя и для всех, кому сможешь подарить освобождение от них, Джульетта охотно согласилась.
Леди, Потерявшая Лицо
Одна половина её лица её сохранила свою прижизненную красоту - нежный абрис, румяная щёчка, чувственные губки, чуть вздёрнутый носик, длинные ресницы, обрамляющие прекрасный карий глаз... Другая - деформированный, оплывающий череп, кое-где ещё покрытый зеленоватыми ошмётками сгнившей плоти. Изящное старомодное платье кое-где тоже закапано гноем, а некогда изящные руки... Плечи удлиненны лишь немного, предплечья - в два раза, а пальцы подобны лапам гигантского костяного паука.
Леди, Потерявшая Лицо не помнит и не хочет вспоминать своё имя. Она была не богатой, но состоятельной, не учёной, но неплохо образованной, и она была красавицей. У неё было много поклонников, но единственный возлюбленный. Почему-то они не могли пожениться, по крайней мере не сейчас, - она не помнит почему; она ведь не была ни еврейкой, ни чёрной; видимо, дело в политике. Он занимался политикой, её любимый. Всё, что с ним связано, каждую черту его лица, каждое сказанное слово она помнит в подробностях. Они встречались тайно - на достаточно людных вечеринках у общих знакомых, приезжая на одни курорты, иногда даже в отелях. Она была довольна даже этим, потому что очень любила его. Но сложно сохранять такую тайну, особенно если конфликтуешь с кем-то могущественным. Люди, которым перешёл дорогу её возлюбленный, вот-вот выяснили бы, с кем он общается (вспомнила! её отец был социалистом и. кажется, атеистом), точнее - вот-вот получили бы доказательства и историю для прессы. Она не могла этого позволить, и отравилась, заодно оставив записку, в которой объяснила это любовью к недавно погибшей подруге. Один скандал скрыл бы другой, и никто уже не доказал бы её связь с молодым политиком. А она продолжала приглядывать за возлюбленным сквозь Саван... И обнаружила, что он был не только её возлюбленным. Причём он не просто не носил по ней траур - эти женщины были с ним годами! Сначала она не могла поверить своим мёртвым глазам, потом искала объяснений, потом... с его пассиями начали происходить неприятности. Одна сошла с ума, другая бросила его, закатив жуткую истерику, ещё одна охромела после крайне неудачного падения... Она ведь оберегает возлюбленного, почему бы не поберечь его и от неподходящих знакомств? Она говорила это себе больше десяти лет, пока не досмотрела до конца, как его возлюбленный, теперь - успешный сенатор с изрядно расстроенными нервами, брыкает воздух в аккуратной петле. А потом Тень поглотила её. И ещё много десятилетий она сводила с ума, доводила до самоубийств и убийств влюблённых, женихов, невест, мужей и жён. Кто-то же должен открыть им глаза? И, разумеется, показать покойным, во что те, с бьющимися сердцами на самом деле ценят их память. Когда Забвение оставило на ней слишком много меток, она продолжила направлять других в выражении их опустошённости. И вот однажды по Лабиринту прошёл слух о человеческой девчонке, которую видно лучше, чем большую часть Земель Теней, вокруг которой постоянно открываются Нихили... Леди, Потерявшая Лицо, поняла, что, возможно, этого и ждала всё своё посмертие. Дверь в Мир Кожи! Больше никаких действий на ощупь! Она не ощутила трепещущее горло этого похотливого ублюдка под своими пальцами, но чьё-то ощутит!..Эпизод четвёртый
When You Gaze Long Into An AbyssУбитых заменили Покоритель Бездн - фанат "Звёздных Войн" с собственным световым мечом, испытывающий изобретения в поле, и фундаментальный учёный, пришедший из Сынов Эфира. Трэшовость зашкаливает, но концепты мне нравятся.
Пара охотниковБрок Барнс
Могучий мужчина чуть выше среднего роста, Брок Барнс производит устрашающее впечатление. Резкие черты лица, тяжёлая челюсть, чуть сплюснутый нос, густые брови - всё это выглядело бы весьма брутально, даже если б лицо не пересекали крест-накрест тонкие шрамы, а от ноздри к скуле не бугрился ещё один, потолще. Сколько рубцов и ожогов покрывает мускулистое тело Барнса - лучше не считать. Волосы - "перец с солью" - подстрижены "бобриком". Взгляд постоянно настороженных тёмных глаз, вероятно, вызовет у вас желание перейти на другую сторону улицы. Барнс неизменно одет во что-то тёмное и не стесняющее движений и носит на себе как минимум три вида оружия.
Отец Брока был автомехаником, и с точки зрения его сына это было очень круто. Да и в городе квалифицированного мастера уважали - как без него ездили бы все эти "бьюики" и "доджи"? Так что юный Брок проводил немало времени в гараже и - когда он доказал, что достоин - в мастерской, измазанный в машинном масле, помогая отцу. После школы Брок пошёл в армию и успел ещё попасть на Войну в заливе, а вернувшись вскоре женился на королеве выпускного бала, за которой давно ухаживал. К сожалению, он обнаружил, что работа автомеханика здесь могла позволить его отцу достойно содержать семью. но достойно содержать две семьи автомехаников в их городе было невозможно (Брок так и знал, что победа этого Клинтона до добра не доведёт). И Брок с женой переехали в большой город. Там не было проблем с работой для автомеханика (правда, пришлось устраиваться работать в мастерскую. а не открывать собственную, чёртова эксплуатация!), но и почтения к этой профессии никто не проявлял. Клиенты орали на Барнса, будто он какой-то раб у коммунистов, а не американский гражданин, начальник орал на него, домовладелец... Короче говоря, Брок был не в восторге от большого города. Еврейские либералы делают всё, чтоб простому человеку жилось труднее, чёрт их возьми! Но Барнс усердно работал, и всего через пять лет они (теперь с ним были не только миссис Барнс но и трёхлетний Кларк) смогли переехать в собственный, почти наполовину выкупленный дом. А ещё через пять лет Брок скопил достаточно, чтоб бросить этого хренова мистера Стивенса и открыть собственную мастерскую. А вскоре его младшая сестричка, которой в голову ударила вдруг блажь стать актрисой (и почему отец не вправил ей мозги - там же одни педики, извращенцы, кокаинисты и евреи, в этом шоу-бизнесе?!), переехала жить к ним - ведь в большом городе куда легче найти предложения для юной актрисы, чем дома, где из всех культурных учреждений - кинотеатр да школьная самодеятельность. Впрочем, Броку она была не то чтоб в тягость, хоть её взбалмошность и полуночной образ жизни несколько нервировали. Через полгода она нашла какого-то покровителя, крупного продюсера или типа того - Брок так и не понял, чем конкретно занимался этот весьма состоятельный любитель искусства и юных девушек. Но сколько он не говорил Линдси, что это отношения не доведут до добра (не говоря о том, что попросту аморальны), она не слушала. Пока однажды испуганно не призналась ему, что её патрон уже некоторое время пил её кровь и давал ей свою, и у неё от него вроде как зависимость, он вампир, настоящий, но теперь она боится, потому что завязла в их политике и, наверное, они её убьют, чтоб ему насолить... Брок подумал сперва, что это естественные преувеличения, но что у сестры проблемы, не сомневался. Но в полиции его выслушали, однако официального заявления составить не предложили - а когда день спустя Линдси нашли размазанной по земле у какого-то небоскрёба, полиция объявила это несчастным случаем. А на следующий день дом Барнсов взорвался - Брока по счастливой (если это можно назвать счастьем) случайности как раз там не было, а вот его жена, сын и новорождённая дочь... Поглядев на дымящиеся руины, Брок дошёл до телефона-автомата, позвонил армейскому товарищу и сказал, что скоро приедет. Через два дня выходящему из шикарного "роллс-ройса" выстрел из снайперской винтовки разносит голову - на кусочки столь мелкие, что обезглавленное туловище, достигнув тротуара, рассыпается в пыль. В выпуски новостей эта деталь не попала, но Брок сквозь прицел успел увидеть достаточно. Он всегда знал, что кто-то стоит за всем этим, кто-то извлекает выгоду из препон и унижений, которыми полна жизнь простого человека в этой некогда свободной стране, но впервые он понял, что это даже не люди. Евреи - они ведь явно в сговоре, это же евреи контролируют СМИ, а в СМИ о вампирах ни слова, - и правда пьют кровь. С тех пор Брок безостановочно ездил по стране, убивая этих тварей. Кое-что из того, что показывали в фильмах, было правдой, кое-что - нет, кое-что удавалось узнать, отрубая у них конечности и задавая вопросы. Сперва Брок оказывался на грани смерти почти каждый раз, потом - только каждый второй. Он забирал награбленное этими тварями, чтоб выживать; однажды, уничтожая каких-то роющихся в могилах итальяшек, он заслужил симпатии ребят, которые могли добывать ему оружие. Брок понимал, что они занимаются чем-то незаконным, но не очень интересовался этим - в мире, где законы принимают кровопийцы, мутанты и полузвери, нарушение закона не есть преступление. Потом он встретил отца Джона и чуть не пристрелил, право слово, но, к счастью, вовремя разобрался. Брок был, конечно, христианином - он же не коммунист и не террорист - но горячие проповеди святого отца вызывали у него сомнение (в конце концов, все эти католики - педики, если не педофилы к тому же). Однако нельзя отрицать, что поджечь одним прикосновением, а то и взглядом тварь, которая может вырвать горло прежде, чем ты сообразишь, что происходит, отец Джон мог, и это полностью оправдывало кооперацию с ним. Кроме того, Брок никогда не был мастером разговоры разговаривать, и некоторые свежие метки на лице это только усложнили, так что проповедник помогал найти ещё больше нелюдей. А ведь прикончить их, всех до последнего, нам и нужно, верно?..
Отец Джон Вебстер
Отец Джон довольно высок, но кажется очень высоким, поскольку чрезвычайно худ. В тёмной сутане его костлявая фигура кажется весьма гротескной. Возвышающееся над ней лицо скорее хочется назвать черепом - так плотно обтягивает бледная кожа его кости, и даже бледно-невнятного цвета волосы обриты "ёжиком", ничуть не скрывая формы крупной черепной коробки. Единственным, но очень важным отличием являются большие, хоть и запавшие в глубокие глазницы и обрамлённые тенями от долгого недосыпа глаза. Тёмные, пронзительные, они глядят в душу, и даже совершенно нерелигиозный, даже весьма морально нечистоплотный человек под этим взглядом с ужасом осознаёт, что все его грехи обнажены пред праведным судиёй.
Семья Вебстер была достаточно набожной (ни у соседей, ни у их духовника никогда не возникало в этом сомнений), но религиозность маленького Джона даже у его родителей вызывала удивление. Сперва, когда он с увлечением просил почитать ему из Библии, не забывал молиться на ночь и перед едой и гораздо реже нуждался в наказаниях, чем другие дети, это было радостное удивление, но позже, когда он становился старше и продолжал проводить большую часть времени за чтением Библии и молитвами, когда он просто встал и вышел из школы сперва с урока астрономии, а потом - дважды - с урока биологии (к счастью, креационизм в ней тоже преподавали, а от посещения уроков полового воспитания семья официально отказалась, так что проблему удалось замять), - в общем, постепенно удивление становилось всё более тревожным. Духовник пытался объяснить юному Джону, что ему стоит больше спать, больше внимания уделять повседневной жизни, что не обязательно в постные дни переходить на хлеб и воду, но юноша резонно отвечал, что делает только то, о чём говорится в Святом Писании и в проповедях падре, а падре не знал, что ответить, привычно не ожидая, что его проповедям будут следовать хоть на десятую долю. Юный Джон не видел святых, не слышал голосов, у него не было стигматов - словом, ничто не наводило на мысль о духовном нездоровье или попросту душевной болезни. Он просто был очень истовым христианином. К четырнадцати годам он объявил семье, что собирается посвятить жизнь Господу, и действительно поступил в семинарию сразу после окончания школы. Он учился прилежно (а большую часть свободного времени проводил в молитвенной сосредоточенности), но не проявлял жажды знаний, которой ожидали от столь фанатически настроенного юноши. Джона не мучили вопросы. На все вопросы уже даны ответы в Библии, а их суть детально разъясняли наставления святых отцов, буллы и духовные руководства.Перед ним лежала чёткая, прямая и хорошо видимая дорога - свернуть с неё можно лишь по собственной злой воле, а потом уж, конечно, винить двусмысленность и трудновыполнимость. Некоторые преподаватели испытывали сомнения в том, что Джон подходит для роли священника, но большинство сочло, что столь набожный и морально безупречный молодой человек прямо-таки рождён для неё, и вскоре отец Джон получил приход. Он несколько шокировал паству чрезвычайно жаркими (юноша обладал немалым даром красноречия, который значительно усиливался искренним напряжением всех душевных сил, стоящим за каждым словом) и радикальными проповедями, но, в конечном итоге, он не контролировал выполнение своих призывов, а прихожане ощутили, что их священник (а с ним и они) особо духовен. Отец Джон проповедовал им около года, когда однажды от ночной молитвы его оторвал жуткий шум на улице. Он выглянул из церкви, где простирался перед распятием, и увидел нечто невообразимое, воистину бесовское: по улице бежала растрёпанная, забрызганная кровью девушка, а за ней, подвывая и хохоча крупными прыжками следовали двое, отдалённо похожие на людей, но явственно отошедшие от образа Божьего, в забрызганных кровью лохмотьях, с блестящими клыками... Отец Джон, не дрогнув, начал возносить молитву - и, воздастся вам по вере вашей, твари остановились, зашипели испуганно и раздражённо, показывая торчащие зубы, и, так и не решившись наброситься, отступили. На следующее утро отец Джон произнёс одну из самых вдохновенных проповедей в своей жизни, напомнив прихожанам о дьяволе, рыскающем ища кого бы пожрать, отнюдь не метафорически рыскающем, о нет! Он призвал в свидетели девушку, которой ночью перевязал прокушенное плечо, он живописал до последней подробности увиденное... Затем он написал епископу подробный отчёт с вопросом, как поступить. Через несколько дней к нему пришли братья по вере, с сочувственными лицами и советом полечиться в специализированных санаториях, а также с сообщением, что отец Джон временно выведен за штат. Не сумев убедить их в истинности своих слов, Джон убедился в истинности слов евангельских - "слепые вожди слепых", осознал, что католическая церковь отошла от истинной веры и, игнорируя запреты, отправился путешествовать. Он ехал из города в город, живя подаянием и произнося везде, где мог, яркие проповеди, предостерегающие от таящихся во мраке демонов; иногда добрые, не пытавшиеся выяснить, как оценивает его деятельность ложная иерархия, вавилонская блудница, священники пускали его в приходские и монастырские библиотеки, где он тщательно выискивал любые способы борьбы с напастью. Часто его пытались убить после проповеди, часто и выслушавшие его христиане сообщали о соблазнах и угрозах, терзающих их. Силой его веры бесовские твари отправлялись в ад в пламени и воплях - а порой он лишь мог отбросить их мороки Божьим попущением и сам вынужден был душить принявших человекоподобный образ бесов (решимость и вера придавали сил истощённому постом телу). Не всегда удавалось одержать победу - порой приходилось отступать, не раз и выхаживали его верные христиане, словно апостола Павла, полумёртвого. И наконец он встретил в своих скитаниях Брока - пусть и дикого видом, но в душе истинного паладина Господа. Ибо не все демоны изгоняются даже самой жаркой молитвой, но где меч духовный недостаточен, там силу являет меч светский, вполне материальный.