Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Наконец-то осилил книгу Евгения Анисимова "Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке". Суть и тема этого научного труда вполне выражены в его названии, так что перейдём сразу к конкретике.
В предисловии и послесловии, а также мельком в основной части книги, Анисимов увязывает явление политического сыска с самодержавным строем: поскольку всё в государстве является собственностью самодержца, то и сфера преступлений против него весьма широка, а то, что самодержец стоит над законом, даёт защищающим его интересы службам сыска неограниченные полномочия. (Разумеется, автор не удерживается и от обобщений, охватывающих историю и далее самодержавия в строгом смысле). Всё это подано вполне убедительно, однако нет ответа на принципиальный для теоретического осмысления проблемы вопрос - какие объективные причины вынуждают при этом самодержавие содержать громоздкую и ресурсоёмкую систему, чтоб наказывать пьяную болтовню и описки. Поэтому обратимся к конкретным вопросам практики сыска в описываемый период, которым книга и посвящена.
Из первой главы видно, что совершить государственное преступление в XVIII веке было ужасно легко. Помимо покушений на монарха, строй, господствующую религию (чем, конечно, занимались немногие), можно было обругать Е.и.в. в частном разговоре или даже просто ненароком соединить ругань и императорскую особу или государственное учреждение в одном предложении, можно было неаккуратно записать титул этой особы, недопить содержимое бокала, поднятого за эту особу, уронить монету с изображением той же особы или государственным гербом, или даже неумеренно и несвоевременно восхвалять августейших особ опасно. Кроме того, разумеется, преступниками были все, кто не доносил о любом из этих проступков. Воистину, если кого-то и не водили в острог на допрос, то это была не его заслуга, а их недоработка.
Ах да, доносы - доносы были обязанностью каждого подданного и было их много настолько, что недоказанные изветы сами были весьма распространённым преступлением. Для меня было открытием, что пословица "доносчику - первый кнут" - это не просто фразеологизм, но констатация стандартной процедуры расследования: после допроса изветчика, свидетелей и ответчика следовали пытки, и начинали, опять-таки, с автора доноса (ибо пытка есть главный критерий истинности с точки зрения правосудия XVIII века). Так что доносительство - занятие не только презренное, но и опасное (и практически неизбежное, ведь не зря бедняги рисковали своими спинами и головами - недонесение было весьма серьёзным преступлением). В общем-то, расследование преимущественно к этому и сводилось - если арестованный не сознавался сразу, то устраивались эдакие соревновательные пытки, пока либо преступник не сознавался в оскорблении величества, либо изветчик - в ложном доносе; впрочем, формально пытать полагалось трижды, стойкость в показаниях на трёх пытках снимала подозрения - но, конечно, не в случае с важными политическими делами.
Однако, надо сказать, я приятно удивлён тем фактом, что для России, похоже, не свойственна садистская изощрённость Европы: пытки были довольно просты и сводились, в сущности, к подвешиванию на дыбе и порке кнутом; всяческие пальцедробилки и "испанские сапожки", видимо, были не слишком распространены и при том заимствованы. Так же дело обстоит и с жестокими казнями вроде колесования и четвертования - всё это Пётр привёз из Европы, да и не слишком они привились. Кстати, возможно ли, как вы считаете, поверить, что фальшивомонетчик, которому залили в горло горячее олово, и оно прожгло глотку насквозь так, что полилось на землю. был жив на следующий день после казни?.. Но вообще, похоже, стандартный приговор для попавших в руки политического сыска - рвать ноздри, бить кнутом и отправить в Сибирь.
Не могу не отметить, что жальче всего при чтении мне было караульных. Преступники, по крайней мере, терпели "за великие свои вины" (ну, многие), тогда как охранявшие их солдаты ни в чём не были обвинены, однако претерпевали почти то же: жили безвыходно в одной камере с преступником, с ним ехали в Сибирь и пребывали там среди морозов, не имели права разговаривать... Поневоле посочувствуешь таким государевым людям.
Недостатком книги является некоторая несистематичность - Анисимов часто переключается с одного аспекта темы на другой, возвращается назад, и в итоге "Дыба и кнут..." порой напоминает сборник исторических анекдотов: множество историй конкретных заключённых и примечательных дел, изложенных без особой последовательности. На самом деле общая картина всё же создаётся, но можно было бы дать её и стройнее. Но, по крайней мере, анекдоты эти весьма любопытны.
В целом "Дыба и кнут..." - чтение интересное, хоть и не слишком обязательное, вопреки тематике - как раз подходящее, чтоб расслабленно скоротать вечер-другой. Ну, возможно, проблема и во мне...
В предисловии и послесловии, а также мельком в основной части книги, Анисимов увязывает явление политического сыска с самодержавным строем: поскольку всё в государстве является собственностью самодержца, то и сфера преступлений против него весьма широка, а то, что самодержец стоит над законом, даёт защищающим его интересы службам сыска неограниченные полномочия. (Разумеется, автор не удерживается и от обобщений, охватывающих историю и далее самодержавия в строгом смысле). Всё это подано вполне убедительно, однако нет ответа на принципиальный для теоретического осмысления проблемы вопрос - какие объективные причины вынуждают при этом самодержавие содержать громоздкую и ресурсоёмкую систему, чтоб наказывать пьяную болтовню и описки. Поэтому обратимся к конкретным вопросам практики сыска в описываемый период, которым книга и посвящена.
Из первой главы видно, что совершить государственное преступление в XVIII веке было ужасно легко. Помимо покушений на монарха, строй, господствующую религию (чем, конечно, занимались немногие), можно было обругать Е.и.в. в частном разговоре или даже просто ненароком соединить ругань и императорскую особу или государственное учреждение в одном предложении, можно было неаккуратно записать титул этой особы, недопить содержимое бокала, поднятого за эту особу, уронить монету с изображением той же особы или государственным гербом, или даже неумеренно и несвоевременно восхвалять августейших особ опасно. Кроме того, разумеется, преступниками были все, кто не доносил о любом из этих проступков. Воистину, если кого-то и не водили в острог на допрос, то это была не его заслуга, а их недоработка.
Ах да, доносы - доносы были обязанностью каждого подданного и было их много настолько, что недоказанные изветы сами были весьма распространённым преступлением. Для меня было открытием, что пословица "доносчику - первый кнут" - это не просто фразеологизм, но констатация стандартной процедуры расследования: после допроса изветчика, свидетелей и ответчика следовали пытки, и начинали, опять-таки, с автора доноса (ибо пытка есть главный критерий истинности с точки зрения правосудия XVIII века). Так что доносительство - занятие не только презренное, но и опасное (и практически неизбежное, ведь не зря бедняги рисковали своими спинами и головами - недонесение было весьма серьёзным преступлением). В общем-то, расследование преимущественно к этому и сводилось - если арестованный не сознавался сразу, то устраивались эдакие соревновательные пытки, пока либо преступник не сознавался в оскорблении величества, либо изветчик - в ложном доносе; впрочем, формально пытать полагалось трижды, стойкость в показаниях на трёх пытках снимала подозрения - но, конечно, не в случае с важными политическими делами.
Однако, надо сказать, я приятно удивлён тем фактом, что для России, похоже, не свойственна садистская изощрённость Европы: пытки были довольно просты и сводились, в сущности, к подвешиванию на дыбе и порке кнутом; всяческие пальцедробилки и "испанские сапожки", видимо, были не слишком распространены и при том заимствованы. Так же дело обстоит и с жестокими казнями вроде колесования и четвертования - всё это Пётр привёз из Европы, да и не слишком они привились. Кстати, возможно ли, как вы считаете, поверить, что фальшивомонетчик, которому залили в горло горячее олово, и оно прожгло глотку насквозь так, что полилось на землю. был жив на следующий день после казни?.. Но вообще, похоже, стандартный приговор для попавших в руки политического сыска - рвать ноздри, бить кнутом и отправить в Сибирь.
Не могу не отметить, что жальче всего при чтении мне было караульных. Преступники, по крайней мере, терпели "за великие свои вины" (ну, многие), тогда как охранявшие их солдаты ни в чём не были обвинены, однако претерпевали почти то же: жили безвыходно в одной камере с преступником, с ним ехали в Сибирь и пребывали там среди морозов, не имели права разговаривать... Поневоле посочувствуешь таким государевым людям.
Недостатком книги является некоторая несистематичность - Анисимов часто переключается с одного аспекта темы на другой, возвращается назад, и в итоге "Дыба и кнут..." порой напоминает сборник исторических анекдотов: множество историй конкретных заключённых и примечательных дел, изложенных без особой последовательности. На самом деле общая картина всё же создаётся, но можно было бы дать её и стройнее. Но, по крайней мере, анекдоты эти весьма любопытны.
В целом "Дыба и кнут..." - чтение интересное, хоть и не слишком обязательное, вопреки тематике - как раз подходящее, чтоб расслабленно скоротать вечер-другой. Ну, возможно, проблема и во мне...
Ну, времена были суровые. И не только в самодержавной России, между прочим. А вот в 19 веке... Знаешь эту классическую историю насчет "в кабаке царских портретов не вешать"? И ведь тоже было вполне себе самодержавие. Так что, может, дело и не в самодержавии вовсе?