Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Я слово "счастье" стараюсь не использовать. Я вообще по возможности избегаю таких... радикальных слов. Не потому, что я я считаю, что счастья нет! Напротив. Это слово обозначает нечто столь глобальное и значительное, что его было бы недопустимо употреблять не к месту; не будучи уверенным, насколько прочно, всеобъемлюще или долговременно испытываемое состояние, лучше уж назвать его "радостью", "удовольствием" или каким-то таким, не подразумевающим чего-то непревзойдённого, эпитетом.
Тем не менее, я, несомненно, бывал счастлив, и в последние месяцы, вероятно, бывал чаще, чем когда-либо раньше. Однако и об этом я распространяться не буду - кому об этом положено знать и так, я надеюсь, знает, а более это не касается никого.
Вообще, о счастье сложно говорить. Во-первых, несмотря на упомянутую тотальность, оно большей частью ничуть не яркое и обходится без всяких внешних эффектов (в отличие, кстати, от радости, к которой часто прилагается определение "бурная"); счастье зачастую заключается в самых простых вещах и моментах весьма обыденных. Описать же внутренне состояние в такие моменты иначе, как самим этим словом, я также не умею - полагаю, в том и заключается его предельность, что счастье - наряду, скажем, с любовью и Богом - нельзя ни через что определить (разве что сопоставлению, а чаще приравниванию друг к другу эти понятия поддаются).
Счастье может быть ярким солнцем в голубом небе, прикосновением к ладони, вкусным ужином в хорошей компании, длинным бессмысленным разговором или молчанием, но всё это и мириады других вещей могут и не заключать в себе счастья, так что оно остаётся всё-таки загадкой.
Тем не менее, я, несомненно, бывал счастлив, и в последние месяцы, вероятно, бывал чаще, чем когда-либо раньше. Однако и об этом я распространяться не буду - кому об этом положено знать и так, я надеюсь, знает, а более это не касается никого.
Вообще, о счастье сложно говорить. Во-первых, несмотря на упомянутую тотальность, оно большей частью ничуть не яркое и обходится без всяких внешних эффектов (в отличие, кстати, от радости, к которой часто прилагается определение "бурная"); счастье зачастую заключается в самых простых вещах и моментах весьма обыденных. Описать же внутренне состояние в такие моменты иначе, как самим этим словом, я также не умею - полагаю, в том и заключается его предельность, что счастье - наряду, скажем, с любовью и Богом - нельзя ни через что определить (разве что сопоставлению, а чаще приравниванию друг к другу эти понятия поддаются).
Счастье может быть ярким солнцем в голубом небе, прикосновением к ладони, вкусным ужином в хорошей компании, длинным бессмысленным разговором или молчанием, но всё это и мириады других вещей могут и не заключать в себе счастья, так что оно остаётся всё-таки загадкой.