Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Если кто-то заинтересуется - этого персонажа я ещё не использовал в играх, но давно продумал и надеюсь ещё использовать...
Кожа его возлюбленной бела и нежна, как лепесток лилии. Лицо его возлюбленной подобно мечу - строго и идеально соразмерно оно. Её тело белоснежнее каррарского мрамора и превосходит совершенством всё, что когда-либо вырезали из него руки смертных. Глаза её - два чёрных озера, не имеющих дна, они полны ужаса и тайны. Как бледные бабочки, невесомо порхают руки его возлюбленной, как отточенные клинки неумолимо скользят они. Она прекраснее всех женщин, смертных и бессмертных, и всех мужчин она великолепней. Разлёт её бровей - словно крылья филина, падающего на жертву. Стилосы из слоновой кости, изящнейшие стилосы - персты её. Зубы её, как ряды алмазов - сияют без изъяна, остры и крепки.
Его возлюбленная тоскует по царству ромеев, и потому он взял себе имя Константин, теперь уже совершенно позабыв, как звался в той, неважной жизни до встречи с ней. Его возлюбленная никого и ничего не любит, кроме, может быть, древнего Константинополя (и потому Константин глубоко в душе благодарен османам за то, что те, задолго до его рождения, убили его город-тёзку). Даже смерть не любит она (а может, Константин лишь ревниво убедил себя в этом, ведь разлучить её со смертью он не смог бы никогда), лишь интересуется ею, как заинтересовалась некогда им. С той лишь разницей, что интерес к смерти ещё не угас у неё, тогда как к нему - Константин ничуть не обманывался - угас давным-давно. Он теперь был полезным инструментом (впрочем, полезным инструментом для его возлюбленной часто бывала и смерть).
И он отдался этой роли страстно, вложив самую душу свою в служение. Он был умён - иначе никогда не удостоился бы внимания своей возлюбленной, - и знал, что она презирает его страсть, что разрывающие его чувства - признак слабости. Он не выдавал сжигающие его жажду и восторг ни единым движением брови, не выдавал никогда, но божественный, дивный жар сжигал его, и Константин не имел сил противиться. Какую боль могли дарить её прикосновения, подобные молниям, и подобными молниям были её слова, освещавшие мироздание, прежде скрытое тьмой от её преданного ученика. И Константин изменился в соответствии с путями, намеченными точными, жестокими, обожаемыми пальцами - и щедро дарил подобную боль другим, которыми возлюбленной было недосуг заняться; изменился - за исключением незатухающего пламени в груди - в соответствии с безжалостными, неоспоримыми, дивными наставлениями - и красноречиво говорил всюду, куда возлюбленная не пожелала явиться сама. Константин не надеялся заслужить её любовь - безумная, богохульная мысль, - но, быть может, безупречным служением он мог оправдать право любить самому.
И даже если нет - долг за единственный, сладкий и горький как смерть, её поцелуй, он не смог бы вернуть даже через тысячу лет.
Кожа его возлюбленной бела и нежна, как лепесток лилии. Лицо его возлюбленной подобно мечу - строго и идеально соразмерно оно. Её тело белоснежнее каррарского мрамора и превосходит совершенством всё, что когда-либо вырезали из него руки смертных. Глаза её - два чёрных озера, не имеющих дна, они полны ужаса и тайны. Как бледные бабочки, невесомо порхают руки его возлюбленной, как отточенные клинки неумолимо скользят они. Она прекраснее всех женщин, смертных и бессмертных, и всех мужчин она великолепней. Разлёт её бровей - словно крылья филина, падающего на жертву. Стилосы из слоновой кости, изящнейшие стилосы - персты её. Зубы её, как ряды алмазов - сияют без изъяна, остры и крепки.
Его возлюбленная тоскует по царству ромеев, и потому он взял себе имя Константин, теперь уже совершенно позабыв, как звался в той, неважной жизни до встречи с ней. Его возлюбленная никого и ничего не любит, кроме, может быть, древнего Константинополя (и потому Константин глубоко в душе благодарен османам за то, что те, задолго до его рождения, убили его город-тёзку). Даже смерть не любит она (а может, Константин лишь ревниво убедил себя в этом, ведь разлучить её со смертью он не смог бы никогда), лишь интересуется ею, как заинтересовалась некогда им. С той лишь разницей, что интерес к смерти ещё не угас у неё, тогда как к нему - Константин ничуть не обманывался - угас давным-давно. Он теперь был полезным инструментом (впрочем, полезным инструментом для его возлюбленной часто бывала и смерть).
И он отдался этой роли страстно, вложив самую душу свою в служение. Он был умён - иначе никогда не удостоился бы внимания своей возлюбленной, - и знал, что она презирает его страсть, что разрывающие его чувства - признак слабости. Он не выдавал сжигающие его жажду и восторг ни единым движением брови, не выдавал никогда, но божественный, дивный жар сжигал его, и Константин не имел сил противиться. Какую боль могли дарить её прикосновения, подобные молниям, и подобными молниям были её слова, освещавшие мироздание, прежде скрытое тьмой от её преданного ученика. И Константин изменился в соответствии с путями, намеченными точными, жестокими, обожаемыми пальцами - и щедро дарил подобную боль другим, которыми возлюбленной было недосуг заняться; изменился - за исключением незатухающего пламени в груди - в соответствии с безжалостными, неоспоримыми, дивными наставлениями - и красноречиво говорил всюду, куда возлюбленная не пожелала явиться сама. Константин не надеялся заслужить её любовь - безумная, богохульная мысль, - но, быть может, безупречным служением он мог оправдать право любить самому.
И даже если нет - долг за единственный, сладкий и горький как смерть, её поцелуй, он не смог бы вернуть даже через тысячу лет.
-
-
27.07.2012 в 15:42-
-
27.07.2012 в 16:15-
-
27.07.2012 в 22:59