Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Наконец-то осилил роман Клайва Баркера "Имаджика". Сам автор ставит его выше прочих своих произведений - неплохое доказательство, что оценка собственного творчества часто наименее адекватна.
Это довольно объёмный роман, а событий туда вместилось даже больше, чем позволяет и этот объём, включая ряд внезапных поворотов, и потому пересказ его представляется делом весьма затруднительным. Обозначу лишь основы. Джон Фурия Захария, более известный как Миляга, - подделыватель картин и, по основной профессии, совершенно неотразимый жиголо. Его недавняя любовь, расставание с которой стало для обоих довольно болезненным испытанием, Юдит, становится целью наёмного убийцы... И тут время сказать, что вселенная (она же Имаджика) состоит из пяти доминионов, четыре из которых называются примирёнными (то есть между ними налажено свободное сообщение), а пятый - Земля. Около двухсот лет назад великие маги хотели осуществить Примирение, которое объединило бы Землю с остальной Имаджикой, но результатом стала катастрофа столь крупная, что те, кто знал об этом ритуале и выжил, создали общество "Tabula Rasa", призванное выкорчевать все следы реальной действенной магии и не допустить повторения таких попыток. Однако с тех времён в Англии ещё остались вызванные Маэстро прошлого существа из иных доминионов - и убийца, преследующий Юдит, как раз оказывается одним из них. Это Пай-о-па, мистиф - существо, чей облик воплощает желания партнёра, и он, оставив попытки убить Юдит, быстро создаёт сложные и неоднозначные отношения с Милягой, после чего они вдвоём отправляются в путешествие по доминионам - по следам Хапексамендиоса, единого Бога (да-да, определённо иудеохристианского), который некогда прошёл из Пятого доминиона в Первый, подчинив их все...
Примирение - ключевой образ романа. Все мы, по мнению Баркера, лишены целостности, ощущаем свою неполноту, и это определяет всё человеческое бытие. Как именно - это Баркер и рассматривает на всех уровнях. Секс - наиболее примитивная и грубая, но, возможно, и наиболее - но лишь на краткие мгновения! - действенная форма воссоединения, и о нём (это же Баркер!) говорится много и противоречиво. Любовь - много более совершенное единение, дарующее ощущение завершённости, пока возлюбленный с тобой, однако это и трудный путь, поскольку найти, познать и принять свою "половинку" - дело, требующее и напряжение души, и удачи. Взаимопонимание усложняют вопросы пола - основополагающего, наиболее значимого проявления разделённости, но об этом я хочу поговорить поподробнее ниже. Ещё одной (хотя едва ли более совершенной, скорее наоборот) формой спасения от неполноты является религия - Баркер как-то напрямую говорит (не дословно, но весьма близко), что Бог - это, в сущности, хуй, дающий дыре в человеческой душе чувство приятной заполненности; впрочем, на женские культы он смотрит с большим уважением. И, наконец, окончательная разделённость - это личность, представление о собственном "я", восприятие своего тела; осознание своего единства с миром, его абсолютной дискретности, - это высшая цель и величайшее блаженство. Всё это очень пренатально, чего Баркер и не скрывает: один из главных образов романа - создание, никогда не бывшее в утробе матери и оттого совершенно несчастное и порабощённое собственным "я", образов материнства, беременности, околоплодных вод в романе очень много, как поданных впрямую, так и в более или менее сложной аллегории. Разумеется, меня, чьим личным священным писанием является произведение, решающее ту же проблему прямо противоположным образом, всё это не слишком прельстило.
Теперь о вопросах пола. Естественно, если речь только и идёт о сексе, любви и материнстве, он не мог не возникнуть. Баркер прилагает немало усилий, чтоб показать, что мужчины и женщины очень различны (начнём с того, что главные герои "Имаджики" - мужчина, женщина и андрогин), но на этом не останавливается. Женщины не только отличаются от мужчин - они лучше мужчин. Мужчины - костные, ограниченные разрушители, вся их деятельности имеет репрессивную и деструктивную природу, независимо от их субъективных мотивов, тогда как женщины обладают по своей природы мудростью и правильным пониманием мира, женское начало - благостное и жизнетворное, и если б мужчины не мешали им, женщины давно бы построили земной рай. Этот ущербный пол имеет некоторый шанс на оправдание, если сможет отказаться от собственной природы, но надежды на это мало. Столь мазохистское обличение собственного пола, пожалуй, в определённом смысле делает Баркеру честь, но лично у меня и в устах женщин-то не вызывают сочувствия. В общем, я не впечатлён.
Впрочем, к содержанию я придираюсь с субъективных позиций. Что же с формой?.. Тут срабатывает парадокс, который я уже с сожалением отмечал - книга становится намного хуже от того, что написана хорошим писателем. Дело не только в завышенных ожиданиях. Как плохо склеенные осколки античной статуи, "Имаджика" тем больше вопросов вызывает в целом, чем совершеннее в деталях. Дивно поэтические описания, по которым прозу Баркера узнаёшь с первых строк, приковывают внимание к провисающим эпизодам - и видно, что они провисают; рядом с прекрасно проработанными персонажами вдруг появляются какие-то ходячие функции, или сами эти персонажи совершают необходимый для авторского замысла, но плохо мотивированный поступок (я могу предоставить целый список); кроме того, Баркеру явно хуже даётся классическое фэнтези, чем городское, и рядом с главами о Лондоне эпизоды в примирённых доминионах выглядят нелепо и недостоверно. В то же время я вполне могу вообразить "Имаджику" симпатичным фэнтези средней руки - но контраст формы и содержания, удачи и неудач играет против неё. Хотя есть тут и замечательные эпизоды, и интересные персонажи, и множество великолепно написанных сцен.
В общем и целом я, в отличие от автора, назвал бы "Имаджику" самым слабым из известных мне произведений Баркера. Оно всё ещё заслуживает внимания, но оставляет скорее впечатление досады, чем удовлетворённости.
Это довольно объёмный роман, а событий туда вместилось даже больше, чем позволяет и этот объём, включая ряд внезапных поворотов, и потому пересказ его представляется делом весьма затруднительным. Обозначу лишь основы. Джон Фурия Захария, более известный как Миляга, - подделыватель картин и, по основной профессии, совершенно неотразимый жиголо. Его недавняя любовь, расставание с которой стало для обоих довольно болезненным испытанием, Юдит, становится целью наёмного убийцы... И тут время сказать, что вселенная (она же Имаджика) состоит из пяти доминионов, четыре из которых называются примирёнными (то есть между ними налажено свободное сообщение), а пятый - Земля. Около двухсот лет назад великие маги хотели осуществить Примирение, которое объединило бы Землю с остальной Имаджикой, но результатом стала катастрофа столь крупная, что те, кто знал об этом ритуале и выжил, создали общество "Tabula Rasa", призванное выкорчевать все следы реальной действенной магии и не допустить повторения таких попыток. Однако с тех времён в Англии ещё остались вызванные Маэстро прошлого существа из иных доминионов - и убийца, преследующий Юдит, как раз оказывается одним из них. Это Пай-о-па, мистиф - существо, чей облик воплощает желания партнёра, и он, оставив попытки убить Юдит, быстро создаёт сложные и неоднозначные отношения с Милягой, после чего они вдвоём отправляются в путешествие по доминионам - по следам Хапексамендиоса, единого Бога (да-да, определённо иудеохристианского), который некогда прошёл из Пятого доминиона в Первый, подчинив их все...
Примирение - ключевой образ романа. Все мы, по мнению Баркера, лишены целостности, ощущаем свою неполноту, и это определяет всё человеческое бытие. Как именно - это Баркер и рассматривает на всех уровнях. Секс - наиболее примитивная и грубая, но, возможно, и наиболее - но лишь на краткие мгновения! - действенная форма воссоединения, и о нём (это же Баркер!) говорится много и противоречиво. Любовь - много более совершенное единение, дарующее ощущение завершённости, пока возлюбленный с тобой, однако это и трудный путь, поскольку найти, познать и принять свою "половинку" - дело, требующее и напряжение души, и удачи. Взаимопонимание усложняют вопросы пола - основополагающего, наиболее значимого проявления разделённости, но об этом я хочу поговорить поподробнее ниже. Ещё одной (хотя едва ли более совершенной, скорее наоборот) формой спасения от неполноты является религия - Баркер как-то напрямую говорит (не дословно, но весьма близко), что Бог - это, в сущности, хуй, дающий дыре в человеческой душе чувство приятной заполненности; впрочем, на женские культы он смотрит с большим уважением. И, наконец, окончательная разделённость - это личность, представление о собственном "я", восприятие своего тела; осознание своего единства с миром, его абсолютной дискретности, - это высшая цель и величайшее блаженство. Всё это очень пренатально, чего Баркер и не скрывает: один из главных образов романа - создание, никогда не бывшее в утробе матери и оттого совершенно несчастное и порабощённое собственным "я", образов материнства, беременности, околоплодных вод в романе очень много, как поданных впрямую, так и в более или менее сложной аллегории. Разумеется, меня, чьим личным священным писанием является произведение, решающее ту же проблему прямо противоположным образом, всё это не слишком прельстило.
Теперь о вопросах пола. Естественно, если речь только и идёт о сексе, любви и материнстве, он не мог не возникнуть. Баркер прилагает немало усилий, чтоб показать, что мужчины и женщины очень различны (начнём с того, что главные герои "Имаджики" - мужчина, женщина и андрогин), но на этом не останавливается. Женщины не только отличаются от мужчин - они лучше мужчин. Мужчины - костные, ограниченные разрушители, вся их деятельности имеет репрессивную и деструктивную природу, независимо от их субъективных мотивов, тогда как женщины обладают по своей природы мудростью и правильным пониманием мира, женское начало - благостное и жизнетворное, и если б мужчины не мешали им, женщины давно бы построили земной рай. Этот ущербный пол имеет некоторый шанс на оправдание, если сможет отказаться от собственной природы, но надежды на это мало. Столь мазохистское обличение собственного пола, пожалуй, в определённом смысле делает Баркеру честь, но лично у меня и в устах женщин-то не вызывают сочувствия. В общем, я не впечатлён.
Впрочем, к содержанию я придираюсь с субъективных позиций. Что же с формой?.. Тут срабатывает парадокс, который я уже с сожалением отмечал - книга становится намного хуже от того, что написана хорошим писателем. Дело не только в завышенных ожиданиях. Как плохо склеенные осколки античной статуи, "Имаджика" тем больше вопросов вызывает в целом, чем совершеннее в деталях. Дивно поэтические описания, по которым прозу Баркера узнаёшь с первых строк, приковывают внимание к провисающим эпизодам - и видно, что они провисают; рядом с прекрасно проработанными персонажами вдруг появляются какие-то ходячие функции, или сами эти персонажи совершают необходимый для авторского замысла, но плохо мотивированный поступок (я могу предоставить целый список); кроме того, Баркеру явно хуже даётся классическое фэнтези, чем городское, и рядом с главами о Лондоне эпизоды в примирённых доминионах выглядят нелепо и недостоверно. В то же время я вполне могу вообразить "Имаджику" симпатичным фэнтези средней руки - но контраст формы и содержания, удачи и неудач играет против неё. Хотя есть тут и замечательные эпизоды, и интересные персонажи, и множество великолепно написанных сцен.
В общем и целом я, в отличие от автора, назвал бы "Имаджику" самым слабым из известных мне произведений Баркера. Оно всё ещё заслуживает внимания, но оставляет скорее впечатление досады, чем удовлетворённости.