Если выпало в империи родиться, pа неё и умирать придётся вскоре.(c) Сергей Плотов
Когда-то я был агностиком. Нет, если быть честным - то материалистом. Потом неумолимые факты заставили меня изменить мнение. Нельзя сказать, чтоб я серьёзно воспринял религию - некоторые рассуждают про Каина, но для Сородичей это, в сущности, такая же легенда, как и для смертных, а связи между иудеохристианскими взглядами и существованием вампиров ни в чём более не прослеживается. Но, определёно, от материализма я теперь весьма далёк (едва ли наука сможет объяснить, как я мыслю и пишу эти строки, в то время как в моём теле уже годы не идёт обмен веществ, и, готов спорить, токи не бегут по синапсам). Но я не перестаю сталкиваться с тем, что не могу понять, что бросает вызов моим представлениям о мире и, чёрт возьми, границах метафоры и реальности.
Эйден пригласил меня в путешествие по подземным коммуникациям, якобы вплотную прилегающим к аду. Я, конечно, не сомневался, что подобное описание в сочетании с интересом мага не случайно, и ожидал увидеть там нечто необычное и жуткое. Но, полагаю, даже сам Эйден не думал, что это следует понимать буквально.
Поначалу всего лишь сухие, полутёмные коридоры, полные крыс и извивающихся теней, и наш Вергилий бестрепетно торил дорогу вперёд. Как он надеялся - лишь до первых врат - но кто бы ни поставил эти многочисленные заслоны, и предназначены ли они держать поодаль любопытных или не выпускать нечто, таящееся внутри, - нас они не остановили. Взламывая запоры, не прислушиваясь к шёпотам и воям, мы спускаемся всё глубже во тьму. И в этой зримой тьме, мерцавший лишь затем, дабы явить глазам кромешный мрак, юдоль печали, мы продолжаем путь по шатким ступеням, вслушиваясь в монотонный стук из глубин. Ибо мы были глубоко, а спускались ещё глубже. Наш Вергилий, дрожа от страха, плёлся позади, но я его не виню - мои собственные колени дрожали от ужаса, а ведь я на семь лет пережил собственную смерть и видел разбрызганные ошметки своего мозга...
И ведь этим путём проходили не только мы - множество людей оставило свои следы... но едва заметные. И все двери на нашем пути плотно затворены, заварены, заперты. Вернулись ли все прежние визитёры тем же путём, что и пришли, перекрывая его за собой, чтоб не обрести нечаянного и жуткого спутника? Если так, то мы первые, кто нарушил эту традицию. Будем надеяться, без последствий.
Итак, мы спустились - о, не скажу "до нижних пределов", но до пределов своей решительности - сквозь тьму и пламень к вратам... Металл, множество замков и засовов, настоящая крепость - но в то же время они казались такими хрупкими, едва достаточными, чтоб удержать монотонно бьющееся с той стороны нечто. Не умею прочесть те каббалистические знаки, что покрывали двери, но в душе не сомневаюсь, что смысл их - lasciate ogni speranza, voi ch’entrate. Я надеюсь, что эта дверь крепче, чем кажется.
Никогда прежде я не ощущал, что земля, по которой я ступаю, столь хрупка.
Впрочем, если отвлечься от вопросов экзистенциальных, постараться позабыть про ужас, незримо таящийся почти за порогом, и сосредоточиться на заботах каждого дня, то всё выглядит куда отраднее. Я более не должен Носферату, а значит, висеть над пропастью мне грозит только символически. Мы со Штефаном прикончили эту Хельгу, кем бы она ни была, а значит, о судебном преследовании тоже можно не беспокоиться.
Конечно, досадно, что Штефан принял мой план не раньше, чем почти совершенно разрушил свою репутацию и, боюсь, всё же приобрёл в лице Плети смертельного врага... Зато он пережил бурную. мучительную и прекрасную, физиологично-романтическую историю любви. Я думаю, это стоило того. Честно сказать, приятно удивлён чувствительностью Штефана - я полагал, что он слишком увлечён социальными играми, политическим влиянием и самолюбованием, чтоб по-настоящему оценить созерцание моря под звуки стихов Бодлера, в крови и в смертельной опасности... Я почти завидую ему.
Эйден пригласил меня в путешествие по подземным коммуникациям, якобы вплотную прилегающим к аду. Я, конечно, не сомневался, что подобное описание в сочетании с интересом мага не случайно, и ожидал увидеть там нечто необычное и жуткое. Но, полагаю, даже сам Эйден не думал, что это следует понимать буквально.
Поначалу всего лишь сухие, полутёмные коридоры, полные крыс и извивающихся теней, и наш Вергилий бестрепетно торил дорогу вперёд. Как он надеялся - лишь до первых врат - но кто бы ни поставил эти многочисленные заслоны, и предназначены ли они держать поодаль любопытных или не выпускать нечто, таящееся внутри, - нас они не остановили. Взламывая запоры, не прислушиваясь к шёпотам и воям, мы спускаемся всё глубже во тьму. И в этой зримой тьме, мерцавший лишь затем, дабы явить глазам кромешный мрак, юдоль печали, мы продолжаем путь по шатким ступеням, вслушиваясь в монотонный стук из глубин. Ибо мы были глубоко, а спускались ещё глубже. Наш Вергилий, дрожа от страха, плёлся позади, но я его не виню - мои собственные колени дрожали от ужаса, а ведь я на семь лет пережил собственную смерть и видел разбрызганные ошметки своего мозга...
И ведь этим путём проходили не только мы - множество людей оставило свои следы... но едва заметные. И все двери на нашем пути плотно затворены, заварены, заперты. Вернулись ли все прежние визитёры тем же путём, что и пришли, перекрывая его за собой, чтоб не обрести нечаянного и жуткого спутника? Если так, то мы первые, кто нарушил эту традицию. Будем надеяться, без последствий.
Итак, мы спустились - о, не скажу "до нижних пределов", но до пределов своей решительности - сквозь тьму и пламень к вратам... Металл, множество замков и засовов, настоящая крепость - но в то же время они казались такими хрупкими, едва достаточными, чтоб удержать монотонно бьющееся с той стороны нечто. Не умею прочесть те каббалистические знаки, что покрывали двери, но в душе не сомневаюсь, что смысл их - lasciate ogni speranza, voi ch’entrate. Я надеюсь, что эта дверь крепче, чем кажется.
Никогда прежде я не ощущал, что земля, по которой я ступаю, столь хрупка.
Впрочем, если отвлечься от вопросов экзистенциальных, постараться позабыть про ужас, незримо таящийся почти за порогом, и сосредоточиться на заботах каждого дня, то всё выглядит куда отраднее. Я более не должен Носферату, а значит, висеть над пропастью мне грозит только символически. Мы со Штефаном прикончили эту Хельгу, кем бы она ни была, а значит, о судебном преследовании тоже можно не беспокоиться.
Конечно, досадно, что Штефан принял мой план не раньше, чем почти совершенно разрушил свою репутацию и, боюсь, всё же приобрёл в лице Плети смертельного врага... Зато он пережил бурную. мучительную и прекрасную, физиологично-романтическую историю любви. Я думаю, это стоило того. Честно сказать, приятно удивлён чувствительностью Штефана - я полагал, что он слишком увлечён социальными играми, политическим влиянием и самолюбованием, чтоб по-настоящему оценить созерцание моря под звуки стихов Бодлера, в крови и в смертельной опасности... Я почти завидую ему.